Сибирские огни, 1939, № 4

айва, острый слух любознательного чело­ века. 'В лесу чирикает маленькая синица. Это — к весне. Писатель прислушивает­ ся: «Диль-вель, диль-вель!» — чшривает синица. А по-алтайски это зпачит: «Вес­ на, приди! Весла, приди!» «Лицо у нее, вак промытая дождем старая береста, белое!», — пишет он про старуху Балан'ву. Об электрофонарях в горном поселке, который увидел ночью путник о горы, Кучияк пишет: «Диргалу показалось, что темиосинее небо о яркими1 звездам «пу­ стилось к земле, а звезды как будто со­ брались в кучу». Корчага расхваливает председателя вол- хоза (замасвировавшегося врага) за доб­ роту и мягкосердечие. — «Погоди хва­ тить, — вдруг прикрикнул Темир. — Когда волв хочет жеребенка зарезать, он натается по земле, дурашливый, ласюо- вый такой. Жеребенок подойдет посмо­ треть, а волв ему — зубы в горло». Образы и сравнения Кучияв берет из повседневного быта парода, из природы, которая -его окружает, из производствен­ ных процессов алтайцев: «Сидели тихо, кав сидят на горах в весенние ночи только охотники, поджида­ ющие на тропах чутких косуль... Шопот их походил на шелест мягкой, вав шелв, хвои лиственниц». «Станешь делать все тав, как я сове­ тую, комару не дам тебя укусить, ши­ повнику не дам тебя уколоть. — Я ста­ раюсь: в моей работе недостаток может найти только тот, кто па яйце находит хребты и ущелья». — «Пишу, вав глухарь крыльями по снегу нацарапает. — Это ничего, сначала — вав глухарь крыльями, а потом — как кабарга копы­ тами. Знаете, какой у ней след — пря­ мой, тоненький». Бедняк Содон вернулся домой после не­ удачной охоты. На вопрос жены мно­ го ли настрелял, он отвещйл: «Вороне клюва нехватит залачвать». Примеров можно было бы привести в десять раз больше (это всего лишь из четырех произведений). И мы не нашли бы в них ни одного образа, взятого из книги, ни одного стертого штампованного сравнения. Все они взяты из жизни, из 'Опыта народа, из живой его речи. Если бы читатель не имел перед собой расжа- Я 137 зов Кучияка, а прочел бы только выписки из них народных речений, пословиц, ска­ зок, сравнений, несен, он легко мог бы определить быт народа, которому расска­ зы посвящены, строй его речи, род заня­ тий, природу, в окружении которой живут герои произведений. YI Кучияк прекрасно знает жизнь, быт, своего народа. Он написал цикл произве­ дений, который мы назвали художествен­ ной летописью Ойротии. Но надо прямо ставать, что летопись это и далеко не полная, и недостаточно еще глубокая. Дело тут не в том, что он не написал о том или ином этапе советской Ойротии, о том или ином явлении в ее жизни. Ку­ чияв не историк, не этнограф, и не его обязанность писать историческую хрони­ ку. Но как писатель он обязан показать всю глубину происходящих изменений в жизни алтайцев. Вот этой художествен­ ной глубины и нет пока в произведениях Кучияка. Кучияк сообщает читателю много инте­ ресных «ведений, характерных деталей, бытовых черт. Он делает .это, как мы уже отмечали, умело, с большим знанием ой­ ротской действительности. Все это очень важно, все это придает его произведени­ ям большую ценность. Но от художника мы вправе требовать большего. Он дол­ жен изображать не внешние явления жиз­ ни, а показывать их изнутри во всем разнообразии, ,в движении, в динамике. В Ойротии происходит ломка вековых устоев, старинных традиций, предрассуд­ ков и суеверий. Процесс этот сложный, подчас болезненный. В изображении же Кучияка все это происходит очень просто. Вот только один пример. В повести «Аза- Ялан» есть такие строчки: «Эзе первая из всех алтаек йолду и Марчале сняла унижающий достоинство женщины чеге- дек, была первой, кто решился мыться в построенной бане... Около сорока лет не умывавшаяся Эзе вышла из бани неузна­ ваемая. Тарпаган (муж) надеялся, что она хоть за ушами и под подбородком оставит грязь. По старинному алтайскому поверью й этой грязи кроется счастье че­ ловека и смывать его нельзя), но Эзе смы­ ла и это «счастье». • И все.. Разумеется, в жизни это было не так, а значительно сложнее. Но мо­