Сибирские огни, 1939, № 4
крякали и молчали, пришлось (разослать по дальним приискам. XX • Беглец захотел разделаться с горемы кой и попросил у хозяина совета: что же делать с этим вредным старым пшм? Хозяин подумал. — В прорубь спустить, вот что! — Ладно ля? Пускай в рудник вернет ся — молодчикам иа потеху. Ему житья не дадут: так-то ты беглецов поймал! И Сеньча засмеялся, представив судьбу горемычного, как она шожится теперь. На «толе целой грудой лежали орехи. Сеньча выбрал два орешка, сказал горе мычному: — Глядиьва! Давнул один орех пальцами — полете ла труха. Это был пропащий. Даоавул другой — в нем круглое приятное зер нышко. — И люди таковы. Понял? А ты — про могилки! — Убей меня, — стонал тот. — Живи. На потеху живи. Хозяин!, сво его коня дашь ему? — Дам, — усмехнулся хозяин в боро- ДУ- Вот и вывели из конюшни что-то ис сохшее, дрожащее, бывшее когда-то ко нем. Посадили горемыку на это. — Езжай! Да больше ловить пе взду май! Горемыка видел, что пешему до Салаи- ра ие добраться: где уж тут с его неду гами по тайге, без дорог. Но этот конь, которого дали в шасменжу, был ему про тивен. Деревенские ребятишки долго про вожали всадника и коня озорным свистом, самые старшие, из них улюлюкали так, что взрослым впору. Он понукал коня, бил хворостиной, по ка не сломал ее. Пришлось вооружиться другой. Много хворостин переломал горе мыка. Ему даже хотелось, чтобы кояь упал, сдох, что ли. Но старый рабочий конь, видавший ви ды, не падал и не издыхал, а все тащил ся и тащился ковыляющим шагом, подви гая горемыку домой. Время от времени копь принимался ржать. Это больше все го злило горемыку, не итог он слышать стонущие слабые звуки такого отвратно го ржания. Конь плохо слушался своего седока. Было что-то 'Насмешливое в том, как эта скотина передергивала облезлыми ушами. Конь — тоже насмешник — 'вы полнял хозяйский наказ. Неизвестно, где горемыка бросил этого коня. В пути инвалиду пришлось испытать много разного, и он стал совсем кривобо ким: перегнулся в левую сторону, а пра вый бок выпирал дугой. Он пробирался колючими чащами, оврагами... Но кровь не текла из царапин. Наверно, не было в нем уже крови человеческой. В Салаир горемьгка явился не скоро. Первым его увидел один смехач из тре^ тьей бергальской сотни. 1— Так-то ты беглецов привел? Если уж этот смехач смеялся, то ие зря. И он засмеялся так, что сбежались люди носмотреть скрюченного и тоже по смеяться. До сих пор никто не смеялся над го ремыкой. Могли не верить его 'слонам, ру гаться, коща да некстати бередил раны, о которых лучше забыть, но ни однаду ша ire осмеливалась бросить насмешку этому страдальцу. А теперь ад потерял всякую силу и цену, стал смешон. Хохотали бергалы. Посмеивались жены. Захлебывались от смеха дети. Наступило вроде праздника — давно так ие смея лись подневольные люди. От смеха дрожа' ли бычьи пузыри в окнах. Расплескива лось ©шсо в кабаке. Будочник шел поды мать народ на работу — и тоже смеялся. Гремело по Салаиру: — Горемыка-то наш... Ха-ха-ха!.. Горемыка разозлился, пошел в бергамт. По пятам за ним — толпа смехачей. Она росла. Люди выбегали из домов, присоеди нялись к толпе, показывали пальцами: — Горемыку в черни беглецы скрючи ли. Ну и ловкач, имать грозился! Ха-ха- ха! Презус военного суда! вышел на горыль- ЦО'. Он потирал лысину, зевал. — Что эа шум? — Ваше высокоблагородие! — занопил горемыка. — Извольте выслушать, имею доложить! — Он доложит, как в черни беглецов имал! Хо-хо-хо!.. — Тише, — сказал презус. — Докла дывай. — Ваше... , Толпа загудела: — Не извольте слушать! — Он вам наболтает семь верст доне бес! , — Малоумный!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2