Сибирские огни, 1939, № 4
готовила вожжи запасные. Солдаты сопе ли, барахтались, нонападение было слиш ком внезапным, а медовуха замутила им головы. Правда, один дотянулся до своего тесака -и даже оцарапал ножнами одного из хозяйских, что Се|нъча выбал оружие скамейкой. Вскоре они лежали 'рядышком, с тряпками во (рту. Горемыка хотел под шумок выбраться из дому: он «овился, прилаживал (немощ ными руками кладь себе ша юпину, кусоч ки рассыпались, он начал их подбирать, а тут беглец поймал его за оиояску, по садил та рундук., велел сидеть смири». Горемыка бормотал несуразно: — Могилки, могилки... — За твои могилки, — сказал Сень- ча, — будем тебя судить своим судом. Ну, хозяин, евстинвейшным долгам ко нец подошел. Коми есть, е!сть в ружья. Дашь ли мша сыновей? Побежим на тракт, гарного чиновника повстречаем, купца повстречаем, сделаем расправу. Бу дут и товары и чипы. — Добро! Я бы и сам с тобой побежал, да уж останусь, буду держать сорочин стан. Женщины отрывали рундуки с кла дью, вынимали тулупы, собирали запас еды. Фроська внесла в горницу большой арсан. Он, видимо, был припрятан где-то во дворе. Волоюы девки блестели как 'се ребряные!. — Ты что ж© поседела? — Снег идет. Ты, Сеньча, уж посади меня как-нибудь на седло с собой. Я не шибко тяжелая. — Солдатский конь сытый, увезет обо их. Он велел смазать ружья медвежьим са лом. Парни смотрели на него с почтением, спешили (выполнить. Хозяин посмеивался. Был доволен, торопил уезжать до рассве та. Девка, взяла Сеньчу за руку и прижа лась к нему. Открывались пути знатных беглецов. Побежит ои, мало думая о своей наживе, а больше думая, как бы помочь всем тем людям, которые помогали ему и помогут еще. Девки на ого стоянках народят ему крепких сыновей, и когда он в конце концов будет пойман и казнен — люди црозовут каждого из этих смелых, смека листых, юфрных ребятишек сорочёнком. Сруби дерево — корни останутся, выра стут новые деревья, и часто бывают они выше и лучше породившего их. Он стал Сорокой. XIX Сеиьчд сказал: — Пришла вам, солдаты, солдатская смерть. Будем вдю казнить. — Ой, не казните! — А ка® же? Отпустить вас — при ведете еще своих имать «ас. — Присягу мы давали. — Стало быть, придется вам помирать. — Хоть бы горло промочить перед смертью-то! — Дадим промочить, 'отчего не промо чить. Принесли! три чарки. — Пейте, солдаты. Мужики вы хоро шие, жалко вас убивать. В чарках питье было особенное. Бег лец с хозяином положили в него, может быть, горючего камня, может, и другого зелья. Солдаты на этот рав пе то, чтобы опьянели, как вечером, а начало им пред ставляться диковинное и смешное. Им казалось: они гуляют на свадьбе, идет пляс, пляшут не только люди, но и горш ки, ухваты, рундуки о добром. Опкуда-то явилась 'Городская штука — едмо'ва|р, за играла конфоркой на своем пузе. И каждому из солдат представлялось, что эта авадьба — его собственная. Они поспорили, кто же из них женится, ре шили: всем троим — одна свадьба, хоть унтер и возражал, шастанная на своем старшинстве п нашивках. , Очнулись они на тропе, выводящей из черни на тракт. Сколько прошло време ни — не ввали. Был день. — Это что ж? — нахмурился унтер. Оружия нет, коней нет. Каски напяле ны задом наперед, мундиры замараны, из мяты. Посмотрел пониже мундиров, увидел такое стыдное, чего и сказать нельзя. Дорога была им знакома. Кое-как, обо чиной, в кустарнике, чтобы кто не встре тился, добрались до Салаира. Явились к фельдфебелю. Тот ахнул, увидев такое, чего и сказать нельзя, даже избить их по-фельдфебельски не, смог. Этим солдатам было стыдно. Они молча ли. Ничего ие сказали о своих похожде ниях ни фельдфебелю, ни другому началь ству, ии попу на исповеди. Такого сказать нельзя. И начальство замяло эту 'историю, что бы не уронить честь горного батальона. Унтера и eiro солдат, которые только
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2