Сибирские огни, 1939, № 4
ему, хозяин рассказал, что юн слышал недавно. — Ты на крест плюнул и топтал его ногой и пил собачью кровь. И дана тебе колдовская шла. Сорокой можешь обора чиваться. Сел на пихту, видишь сорочь им красным глазом: везут с Гавриловскс- го завода серебро в цареву казну. Кры льями порх-порх, гласом птичьим гр-гр! Ну, добры молодцы твои из берлог зверь- их повыскакивали, пош'ли крестить стражников кистенями... А Сорока уже не тут — везде его ждут. С ветки на ветку, с березы на сосну, поминая) мать чеютну, летом черев овраг, через сотру ладно и так, прыг и скок, вот и Кузнец кий острог. Постучал ты клювом в решет ку: — Здорово, братья арестанты!—Здрав ствуй, свет-аггашн, салфет вашей сорочь ей милости! — Ловите, арестанты, блох в бороде и не думайте о беде. Скоро всех вас омобюию, только разыщу на Волчьей сошке татарский горючий камень тылбес, зарыл его там бес. И на том камне тылбеое распалю железо и сотворю такой пистолет, какого на св1ете нет. Ду ло будет чудной красоты — длиной на полторы версты, а какое будет ложе — про то вам знать не гоже. Везут мне пороху пуд, как пальну — чиновникам капут. Как только спущу курок — раз летится Кузнецкий острог. Не описать пером, какой будет великий гром! Вот что про тебя бают, наверно — правда, ты везде на славе! Тут девка затопила печь. Беглец не поверил (своим глазам. Она вынимала из большого туяса черные камни, бросала их в огонь, и они горели. Шел от печи не привычный дух. Но Сеньча не ныказал своего удивления. О горючем камне ему приходилось слышать раньше. Однако, надо хозяина опасаться: мужик знающий. И про Сороку может сказывать складно, и чудным камнем, а не дровами, топят у него печь. Врет, наверно, про свои долги. Как бы глаза не отвел. Хотелось ему (смотреть на Фроську, когда она хлопотала у печи, но нет, уже светает, начинается день, его могут уви деть здесь такие люди, которым лучше не показываться. А Фроська, нарочно или нет, изгибалась, кидая горючий камень. Брызнуло пламя, оно было, как ее воло сы, и девкины волосы были, как пламя. Сарафан обтягивался, руки оголялись до локтей, п беглец подумал, что этими1ру кам, с такой розовой кожей, она может обниматься — лучше не надо. — Коня дашь? — спросил он хозяи на. — Какие у меня кони! Были кони да заморились в казенных работах, а самых знатных Евстигнейка оттягал. Пойдем на конюнгню. Они вышли. Рассвет клубился, лак дым от горючего камня. Все постройки у хозяина были уже ветхие, подпертые стойками. — Руки но доходят по хозяйству. Ев стигнейка причиной. Вот и конюшня. В сумраке виднелись два облезлых одра, вроде лошадиных ске летов. Они и заржать навстречу хозяину как следует не смогли. Сеньча махнул рукой. — Останусь до ночи, — сказал он. — Может, придумаем чего. Выпили немало медовухи, но так ничего и не придумали. Сеньча отдыхал, отогревался. Домаш ние караулили, чтобы кто-нибудь из со седей не зашел невзначай, не увидел бег леца. Но большинство деревенских были заняты на казенной работе, как и всегда осенью, возили салаирскую руду на за воды. Однако, осторожный хозяин поме стил Сеньчу в каморке, где была сложе на всякая рухлядь, выходить оттуда не советовал. Фроська все чаще забегала в каморку— спросить не нужно ли чего беглецу, тепло ли. Забежала она и поздно вечером, ког да все уже легли спать. Обнималась она так, что делалось жарко, как будто не девка рядом, а печь, которую тоияТ чудес ным камнем, а не дров1ами. Им было весело. Девка теребила бег леца за бороду, потому что Фроське! хо телось узнать, каков же оя без бороды. Они долго' возились и даже своротили о места дерюжный куль, наполненный оре хами. Потом они грызли орехи, необык новенно вкусные, спелые, тамые лучшие изо всех,, такие когда-нибудь вырастали в черни салаирской и кузнецкой. И беглец окончательно забыл Поливку Залесову. ХГ Поливка думала о Оеноте. И придума ла так: выбрать одну из тех ночей, ког да отец работает в шахте, самую тем ную, ненастную. На полиикины заработ ки куплен конь. Оседлать этого коня, убежать.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2