Сибирские огни, 1939, № 3

Авдотья. Видали. Вечор у нас сидел, рассказывал... Настя. Петро говорил.... Авдотья. У тебя жить-то будет? Настя. Не знаю. Ночевал у меня. Не­ понятный какой-то, слова такие говорит... Тревожно у меня на душе. Авдотья. Мать умерла... Настя. Умерла... (Смахивает слезу.) За­ бил он ев. Еще здесь когда жили, — каждый день колотил. Авдотья. С даровом он, что и говорить. Вся деревня знает его норов. (Входит Ш ур ка . ) Шурка . А, коровий управляющий! Тор­ жественно приветствую. Маманя, барах­ лишко Петро велел перетащить. (Насте.) В юсти к нам, да новоселье! Авдотья. Спасибо, детки. Спасибо, уте­ шили на старости. (Плачет.) Шурка . Не плачь, маманя. Вернемся. Как пить дать, вернемся. (Обнимает мать.) Понимаешь, так надо. Авдотья. Не было худой славы, так будет. Шурка . Стратегический маневр. Авдотья. Какой это еще?./ И не вы­ говорю. Шурка . Ультиматум. Авдотья. Господи, при матери-то хоть бы постыдился! Настя. Расскажи толком, чего затевае­ те? Шурка . Понимаешь, у отца отрыжка: • новые дела на старый аршин меряет. Ше­ стеренку припрятал. , • Настя. Может, и не он припрятал. Шурка . Некому больше. Отец твой был... Настя. У отца ничего не видала. Он у меня ночевал. Шурка . Вот видишь. Мы с Петром, зна­ чит, решили—отец отцом, а дело делом. Пусть он это раскумекает. Авдотья. Душа у него, у Игната, не обвыклась. Шурка . Мужицкая еще у него душа, а не колхозная. (В окне показывается голова Гребнева.) Гребнев. Настасья у вас? Настя. Иль что мучилось? Гребнев (притворно). А то как же, не­ пременно случилось. Настя. На ферме? Симменталва, поди скинула. Да. говори скорее! Гребнев. Язык не иоворач!ивается. По­ годи, в избу зайду. Д ]ур ка . Отец, поди, твой чего-нибудь напрокудил. Настя. От него дождешься. (Идет к две­ ри.) Да где он там? (Открывает дверь и сталкивается с Гребневым.) Ну, говори скорей! Гребнев. Не спеши. Здравствуйте, хо­ зяева. Да тут у вас собрание целое! , Авдотья. Здравствуй, Степан. Не томи девку, скажи. Гребнев (нарочито растягивает слова). А случилось такое, что и не оразу обска­ жешь. Пришла, значит, из области бума­ га в большом пакете, за печатями. Настя. Да не мучай ты! Гребнев (все так же растягивая слова). Сургучные печати, а на бумаге написано чернилами. Шурка (в тон Гребневу). Чернилами? А мы думали — кулагой. Гребнев. Написано — в строжайшем самом смысле. Взять, дескать, заведу­ ющую животноводческой фермой колхоза «Парижская Коммуна» Настасью Матвеев­ ну Глухову и посадить. Авдотья. Да в чем девка-то провинилась? (Настя опустилась на скамейку и расте­ рянно смотрит вд Гребнева.) Гребнев (весело). Посадить в тарантас и отправить на областной слет ударников животноводства. Авдотья. Напугал девку, лица иа ней нет. Гребнев. А молочную ферму премировать духовым оркестром. Шурка . Вот это здорово! Фарма с -духо­ вым оркестром! Гребнев (к Насте). Кажись, в самом-де­ ле напугал? Настя. На душе у меня тревожно. Гребнев. Чудачка! Ну, пошли, в конто­ ре поговорим начет поезди. (К Шурке.) А ты чего дома околачиваешься? Шурка . Дело тут такое вышло. (Ав­ дотья подносит платов в глазам.) Пойдем, по дороге расскажу. (К Авдотье.) Под ве­ чер забегу. , (Ш у р к а , Настя и Гребнев уходят.) Авдотья (одна. Плачет). Дожили... и чего не поделили... верблюда окаянного, чтоб ему сдохнуть, проклятущему!... (Пла­ чет.) (Входит Матвей.) Матвей (нарочито долго крестится в пустой угол). Здоровенько ночевали!