Сибирские огни, 1939, № 3
— Непряхина... — ветеркам пронес лось но бригаде. Алеха Недобежкин размахнулся и, под прыгнув, ударил изо всей силы кулаком но лицу Непряхина. Серая кепка Панте лея Васильевича, сорвавшись с головы, покатилась по притоптанной земле. Одно временно на Непряхина ринулся, точню с цени сорвавшись, Пудовкин. Но ой не рас считал. Чей-то жестокий удар в висок вы шиб из него сознание. Пудовкин от этого удара пошел на пятках, сел, затем лег, раскинув руки. А 'когда опомнился, то все уже было кончено. На земле, повизгивая от боли, корчился Алеха Недобежкин. Не- пряхииа, «о связанными руками, конвои ровал к бричке милиционер. В стороне, опустив белокурую голову, стоял Андрей Агеев. Он только что подул па зашибленные пальцы правой руки, Но Пудовкин этого не видел... , Бричка с милиционером и Неиряхиным удалилась. Андрей ощутил нестерпимую горечь. Непряхина он любил, подражал ему, ходил за ним, как тень. И вот — Непряхина с ним не будет... Его аресто вали. «Но за что? Не мог он этого сде лать... не мог», — горестно раздумывал Андрей. До плеча его легонько дотронулась Ма ша Эинкова. , — Не тоскуй, — участливо шепнула о;на, — воротится Пантелей 'Васильевич, неправда... ГЛАВА УП Перед Владимиром Яковлевичем распах нулась железная калитка тюремной огра ды. Оторопело он шагнул в эту калитку и споткнулся, зацепив левой ногой свою правую ногу. Так проскочил Владимир Яковлевич в тюремную отраду быстрее, чем давке предполагалось. Дверца железной калитки захлопнулась. Сорок три года жизни остались за этой калиткой. Прошлое оказалось отрезанным и 'отвалилось, как созревший м о я от чре ва матери. В смятенной душе остались лишь жалкие (воспоминания да образы шумихинцев, изгнавших 'своего односель чанина из родного гнезда. Хуже всего было то, что как только Агеев очутился за калиткой, — в тюрем ной ограде раздался громкий -хохот. Лицо Владимира Яковлевича болезненно искри вилось. Перед ним стоял, заливаясь сме хом, Икает Степанович Сафонов, человек сухопарый, высокого роста, с нервным лицом, на котором, пытливо присматрива ясь ко всему, горели неутомимые карие глаза. Он был моложе 'Агеева года на два. В юности' его- окружала сомнительная слава героя уличных драк. Голова Сафо нова 1 всегда была в шишках, лицо — в ссадинах. В империалистическую войну он служил в кавалерии, в гражданскую вой ну партизанил. Был прямодушен, весел и злоязычен. Агеев, как человек старой за калки, уважал в нем бесшабашное удаль ство, отчаянность; в глубине души побаи вался его и гордился знакомством с ним. — Ха-ха-ха, — заливался Сафонов. — Эк, влетел быстро, как пуля! Ну, влип... — Ты как сюда попал, Иван Степано вич? — пролепбтал Агеев. — Так же, как ты. — А за что? — За одного га^а, — презрительна сказал Сафонов. — Выпил как-то поллит ровки в выходной, смотрю — по улице идет водолаз: ангакиИский поп. Я не вы терпел, паиранился за ним. Он идет и я иду... Иду и думаю: «Этот святой отец наверняка выдавал белякам наших ребят. Ребята пострадали, а он все еще ползает, гад... Пусть, думаю, ляжет убийство во долаза на мою совесть!.. От этого моя со весть нисколько не потемнеет».. Не пом ню, как вытащил наган. Шесть раз выпа лил в лохматый затылок... v — Убил? — подхватил Агеев голосом,, переполненным восхищением. — Промазал, — с горечью сказал Са фонов, — пьян был. Чуть только кожу сорвал на затылке. Это и обидно... — Я также рассчитываю. — А тебя за что? — За колхозное просо, — 'развязно на чал было Агеев, но нервное лицо Сафо нова внезапно побагровело. — Украл? Ах, сукин ты сын! — Сафо нов точно железным крючком подхватил Владимира Яковлевича своими цепкими ручищами за шиворот и приподнят его так, что Агеев повис в воздухе. — Кол хозный хлеб воровал? — Не то, чтобы воровал... — бормотал Агеев, касаясь земли только носками са пог. — Просто, невзначай получилось. — Что значит — невзначай? — Не украл, сй-богу!.. Отпусти на зем лю, Иван Степанович... Полушубок тре,- щит.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2