Сибирские огни, 1939, № 2
го на пашню своих ребят. Они стояли орта в белой, другой в темной, третий в красной рубашках. Но пусть они стоят. Все равно они вырастут. И рассеются, может быть, по веем копцам великой советской земли. Не висеть же созревшим плодам на деревьях, хотя и вскормивших их своим соком. Те перь Владимиру Яковлевичу было не до сы новей. Он отдал бы, кажется, полжизни, что бы пе шагать под конвоем этого хвастливого старика по родной Шумихе, где па тебя с каждого крыльца, из каждого окна могут беспрепятственно смотреть односельчане. По этой причине Владимир Яковлевич принимал все меры к тому, чтобы не казаться аресто ванным и итти хотя бы па четверть шага сзади Алтухова: повстречались мы, мол, с дедом Алтуховым по-соседски, идем, толкуем о том, о сем... Но у конвоира были свои соображения. Напрасно пекоторые граждапе Шумихи дума ют, что будто бы он, дед Алтухов, не очень- то полезный человек! Нет, есть еще неко торые другие, даже молодые, что похуже его. Не всякому молодому гражданину доверил бы товарищ Турнцын такое безусловно ответ ственное дело — сопровождать арестованно го в сельсовет. Алтухов гордился выполне нием своего задания и ему казалось, что на неге с уважением смотрят не только одно сельчане из окон, по даже куры, собаки и коровы и значение его особы поднимается в глазах всех этих существ. Ружье оп держал гак — точно вот-вот намеревался выстре лить; бодро покрикивал: — Эй, посторопись! Арестованного веду! И! яспо, что конвоир считал своим закон ным правом следовать, держа ружьецо на перевес, позади конвоируемого. Так, стара ясь отстать один от другого, двигались они по улице крайне медленпо. Со стороны ка залось, что они топчутся на одном месте. Дружок Агеева то и дело опережал их, са дился на хвост и, зевая, ронял с языка чис тую, как янтарь, слюну. — Эй, посторонись! — покрикивал дед Алтухов. — Никого же нету, — пытался остано вить его Агеев. — Чего зря кричшпь-то! — Нет? Могут встретиться... Деревня в этот день выглядела как-то особенно, по-новому. Под окнами домов пе стрели поздние цветы. По улицам ходили 1ота!ками гуси. В огородах бегали ребятиш ки, — одни грызли морковь, другие ели го рох. На солнышке грелись белые, чистые, ан глийской породы поросята... Да, Шумиха в этот день казалась неот разимой. Неужели песенка Владимира Яков левича спета? Неужели он последний раз (подумать только!) шагает по этим родным улицам и переулкам? Не верится что-то! Нельзя этого допустить! «Убегу», — решил он неожиданно для себя. — Эй, Володя! — как бы угадывая еге дерзкие замыслы, предупредил Алтухов. — У меня, почтенный, того... не того... не за глядывай по огородам! Я, братец, ежели то го, ей-богу, пальну. — Пальнешь, вестимо. — А как ты думал? Сам за арестанта от вечать не стану. — А опо возьмет да не выстрелит, ружь ишко-то. — Как же не того... Ружье не ухват. В душе Алтухов боялся ружья. В жизни ему никогда не случалось держать его в ру ках, не только стрелять. Подальше от этого греха! Оно безусловно может выстрелить. * * * В переулке, недалеко от сельсовета, им повстречалась тощая, с круглыми глазами старушка — тетка Владимира Яковлевича. Та самая тетка Степанида, богатством кото рой оп хвастал и у которой взял в годы разрухи старые калошшшш в долг. Старушка пинками гнала сломанную кон скую подкову с тем, чтобы, не дотрагиваясь до подковы руками, пригнать ее в дом, за гнать в печь, уложить в загнетку. Труд не померно велик, но в награду за это должны были исчезнуть из дома клопы. — Эй, посторонись, Степанида Иванов на! — молодо скомандовал Алтухов. — A-а, —произнесла тетка Степанида в сильном изумлении. — Сцапали молодца! — От нас не того... — с гордостью пояс нил Алтухов. — Эй, посторонись!.. Мы со дна моря достанем. — Какая же тебе польза, хрыч? — Польза?.. Того, старуха, закон поряд ку требует... Эй, посторонись, Степанида Ива новна! Но старушка и не думала сторониться. — Калоши-то, я чую, пропали, Володя?— обратилась она к племяннику, вкладывая всю душу в слово «калоши-то». — Уж когда из отсидки оборочусь, — ви новато развел руками Агеев.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2