Сибирские огни, 1939, № 2

«огольца». Сын занимался книжками. «Слов нет, — поощрял его Владимир Яковлевич, — я и сам, бывало, не один раз думал насчет картошки, чтобы крупную вырастить. Испы- ток, как говорится, не убыток. Учись, сы­ нок». Захотел Апдрей в колхоз — Агеев и пг это согласился... Да, отец был добрый, безо­ бидный человек. Он никогда не щадил себя для других. Он не пожалел бы, кажется, по­ следней рубашки для чужого, не говоря уже о своих. Но Владимир Яковлевич вырос в ста­ рой Шумихе, в окружении кулачества. И до­ брота его — золотое качество чоловека- гражданина — мало-помалу превратилась в унизительную угодливость. Бедйяк в то вре­ мя в Шумихе пе считался за человека. Бед­ няк — это было такое забитое бесправное существо, над которым скалили зубы бога­ чи. Оп всегда был оборвап, принижен, опле­ ван. Голодный и ограбленный богом и царем, он робко топтался у порога богатого, беспо­ мощно мял в пальцах рваную шапку. В ушах его, как колокол, гудели «мудрые» послови­ цы, вроде: «с сильным не борись, а с бога­ тым не судись». Бедность считалась пороком. В всякий честолюбивый шумихинский чело­ век, при случае, выгораживал себя, скрывал, если мог, что он бедняк. •«Мы, мол, слава богу, живем, за силу взялись, справные лю­ ди»... Всякий шумихинсц чем-нибудь да хва­ стался. Но в старой Шумихе по крайней ме­ ре слово «бедняк» нигде не было записапо. В книгах значилось просто «мужик». Но вот пришла Советская власть и в мгновение ока выставила все деревенские язвы напоказ. Опа провела в Шумихе три огненные линии: кулаку она сказала — «кулак», середняку — «середняк», а бедняку — «бедняк». То есть Владимира Яковлевича обнажили до нутра, на всех перекрестках его стали называть бед­ няком. Честолюбивая душа Владимира Яков­ левича возмутилась против этого, как он по­ лагал, неслыханно позорпого определения. Он ни за что пе желал называться бедняком. Он «корее бы умер, чем выговорил: «я бед­ няк». На это у пего не поворачивался язык. К тому же два дяди его и тетка Степанида, с материной стороны, были люди богатые. Работая, как бы ло-свойски, на их полях, Агеев хвастал нх богатством как своим. А втайне и сам вынашивал заветную мечту: «Подрастут вот ребятишки, тогда уж возь­ мемся за силу»... Нечего греха таить, не один Владимир Яковлевич так мечтал о довольство. Это бы­ ли излюбленные думы большинства шумихин- ской бедноты, стремившейся освободиться от проклятой нужды. Шумихипцы жили среди открытого дневного грабежа и от грабежа пытались избавиться грабежом. Не их в том вина! — Сейчас мпого говорят о переделке че­ ловека, — всматривался в отца Андрей. — А вот, как он переделывается, человек?!.. Взять, палример, Лавруху Мощука, толь- ко-что получившего телку в колхозе. Сколь­ ко с ним испортил крови председатель сель­ совета? У Лаврухи заваливалась избепка. Ту- рицын предложил ему немедленно перебрать­ ся в кулацкий дом. Лавруха наотрез отка­ зался. Тогда Турицын разломал у него печь. Лавруха подал в суд, и печь была сложена за счет Турицына. Теперь Лавруху пе узнаешь. Но отец Ан­ дрея оказался куда «устойчивее» Мощупа. Андрей кашлянул, и Владимир Яковлевич открыл глаза. — А-а, — вздрогнув, поднялся он, — ты, сыпок, Андрюша, чего?.. «Беги», — хотел сказать Андрей, — «я выдал тебя Турицыну... выдал, потому что ты стоишь па дороге у целого колхоза»... Но, переступив с ноги на ногу, он ровным голосом проговорил: — Узпал, что ты в кукурузе, простить­ ся забежал... На пашню ухожу дней на де­ сять. — Благодарствую, сынок, — ответил Вла­ димир Яковлевич бодро. — За меня не сум- левайся. До пересуда проваляюсь в кукурузе. Подожду благополучного исхода. А ежели че­ го, на производство махну... — А с документами как? — прищурился Апдрей. — Нужен чистый документ. — Уладится, не сумлевайся. — Говорят, будто бы кулаки Зубов с Кол- биным сбежали из ссылки? — Про это не слыхал, — нисколько не смутившись, ответил Владимир Яковлевич. — Говорят, — продолжал Андрей, впива­ ясь глазами в отца, — ,они в Шумихе скры­ ваются, кулаки-то? — А все может быть. — Ты из огорода ночью выходил? — А куда итти-то? С места не трогался. — Ну, до свиданья. — оказал Андрей ба­ систым материным голосом, сильно меняясь в лице. — Я пойду... Нет, отца не следовало жалеть. По заслу­ гам и честь. Он получил как раз то, что дол­ жен был получить.