Сибирские огни, 1939, № 2

лятся, напоминая копошащихся червей с чер­ ными головками. — Гад! — сказал Андрей, вздрагивая'. — Кулацкая морда! Я не за тем сюда пришел, чтобы воровать документы. Я пока в уме...— Андрей с силой надавил кулаками на зава­ лину, и на глазах его навернулись слезы,— он испытывал гнев на отца и жалость к не­ му. Отец опозорил себя и запятпал всю семью. Теперь каждый ему, Андрею, может свободно сказать: — Отец у тебя вор и, ста­ ло быть, помалкивай, терпи... «Я потерплю, — думал он, идя через пло­ щадь, — приходится терпеть.. Вой, как со­ бака, но терли. Жаловаться на Колбипа пой­ дешь, — не поверят, скажут: обиженный человек, вот и кляузничает». Впереди, в лунных сумерках, мелькнула какая-то тень. Андрей остановился поражен­ ный. Около забора бесшумно скользил чело­ век. Покачивающаяся1походка, баранья шап­ ка горшком и особенно полушубок с белыми рукавами выдавали Владимира Яковлевича. Видно, у каждого свои заботы! За Агеевым — тоже единственный в сво­ ем роде — плелся Дружок — собачонка лох­ матая и добродушна®. Дружок никогда не отставал от хозяина. — (Как с неба свалились! — удивился Ан­ дрей, испытывая тупую тоску. — Недаром записочки летят в огород! Каждый изгиб улицы, каждый ухаб, каж­ дый кол были известны Владимиру Яковле­ вичу, как свои собственные пальцы. А меж­ ду тем, сердце «го билось лихорадочно. Он чувствовал, что в любую минуту, любой гражданин может схватить его самым непоч­ тительным образом за шиворот, дать, в слу­ чае сопротивления, как говорится, «святым кулаком по проклятой шее» и оттащить в сельсовет. А там — тюрьма... • — Семь лет! — шептал, пробираясь около забора, Владимир Яковлевич. — Владыка не­ бесный! За что мне семь лет?!.. Нечего греха таить, тюрьмы Владимир Яковлевич боялся, мысли о ней ему страшно не нравились. А ночь стояла дивная. Звезды стали еще крупнее. Среди них нарядно, торжественно пробиралась луна, затопившая всю Шумиху трепетным светом. Крыши домов, даже вер­ шины столбов и кольев испускали нежный матовый свет, а деревья бросали на дорогу хитрые узоры теней. — Не правда, что будто бы земля вер­ тится, — думал Владимир Яковлевич, сдви­ нув шапку и вглядываясь в небо. — Чте она — волчок, что ли! Умный человек в- этакую чушь не поверит! Нет, хороша зем­ ля, прочна... И кому припала охота до тюрь­ мы, когда па воле так хорошо! Дружок, Дру­ жок, поближе! Здесь тетка Степанида жи­ вет — «Шумихинская почта»... — Агеев знал: день и ночь тетка Степанида торчит около окна. В годы военного коммунизма он взял у нее старые калошишки под отработку. Не отработал. Старушка не забыла, — если она увидит его сейчас, то не преминет выбежать на улицу, крик подымет... А вот здесь Епи­ фанцев переулок. У человека всегда найдут­ ся враги. Лет двадцать пять тому назад Вла­ димир Яковлевич прогуливался по этому пе­ реулку в обнимку с Епифанцевой Еленой — солдаткой в те времена. Удаль молодецкая! Как бурпо кипели страсти двадцать пять лет тому назад! Панфил Епифанцев пе переста­ нет мстить за жену до скончания века. Да­ же на том свете будет размахивать кула­ ками. — Подальше, Дружок!.. Завидев какие-то фигуры, тоже скользя­ щие около забора, Агеев плотно прижался к тыщч — Тише, Дружок! Кто бы там мог быть? Честный человек не станет тереться под заборами. Ясно! Честные шумихинцы даже в городе ходят не по тротуарам, а по середине улицы. Заборов опи придерживаются только, когда на улице грязь непролазная. Владимир Яковлевич инстинктивно понял, что опасно­ сти нет и храбро двинулся навстречу при­ таившимся. Но, сделав несколько шагов, ощутил непреодолимый страх, остановился. Те двое тоже остановились. Постояв, шагну­ ли робко... Так они долго, крадучись, подби­ рались друг к другу. Андрей, забыв обо всем, на носках, Кес- шумно следовал за отцом; с захватывающи интересом следил за всеми троими. — «Ну, родные! Ну! — подталкивал он их мыслен­ но. — Смелее вперед... Еще по прыжку...» — Держи их! — подмывало крикнуть во все горло. Наконец, трое, узнав друг друга, выжря- мились, быстро сошлись и присели на вор- точки. Андрей лег на землю. — Мое почтение! — Здорово живете! — послышалжеь го­ лоса. — Ногу зашиб, будь она провидга... яма...