Сибирские огни, 1939, № 2

что оно являлось воплощением той формы государственности, которая представлялась ему в самом существе «воем противоречащей выработанному им идеалу человеческого об­ щежития. Осуществление этого идеала пре­ дусматривало, как политическое, так и эко­ номическое освобождение широких маос тру­ дящихся. Самодержавие было основано и на политическом угнетении и на экономической эксплоатации народа. Пламенный демократ, в основу всей своей деятельности положив­ ший борьбу за благо народа, за интересы тру­ дящихся, — Салтыков не мог по видеть в самодержавии одного из «наиболее отрица­ тельных явлений современной ему социаль­ ной действительности. Разоблачение самодер­ жавия сделалось девизом всей его литератур­ ной деятельности. В большинстве его произ­ ведений, при желании, можно было бы найти не мало материала, характеризующего' анти­ монархические установки великого писателя. Мы не ставим перед собой большой и слож­ ной задачи исчерпывающего выявления: этих установок и предполагаем в последующем из­ ложении заострить внимание читателей лишь на тех обравах оалтыковского творчества, ко­ торые 'непосредственно направлены против самодержавия. Среди них первое место занимают образы несравненной «Истории одного города». «История одного города» это — поистине громоиосный удар по самодержавию. Хотя изображенные в этом произведении «градона­ чальники», по своему служебному положению, как будто бы мало чем отличаются от «пом­ падуров», — а под «помпадурами» Салтыков, как известпо, разумел, преимущественно, гу­ бернаторов, — но, присмотревшись в ним ближе, нельзя не приттп к заключению, что в лице некоторых из них сатирик пригвож­ дает к позорному столбу тех, кого в темные времепа царизма называли «помаеанниками божьими» и «августейшими хозяевами земли русской». Не даром его «голштинский выходец» Бог­ дан Богданович Пфейфер так похож на эд>у- 1 гого «голштинского выходца» — Петра III; не даром его «гатчинский истопник» Онуф­ рий Иванович Негодяев так напоминает тесно связанного с Гатчиной — Павла I; не даром «друг Карамзина» Эраст Андреевич Грусти- лов, умерший «от меланхолии в 1825 году» (sic!!), восходит к тому историческому про- „Си5. огни* № 2. 193Э. 7. тотипу — имя которого Александр I. Можно ли, с другой стороны, сомневаться, что, изо­ бражая «б|равого майора» Архистратига Сгрд- тилатовича Псрехват-Залихватского, которыЁ «в’ехал в Глупов на белом коне, сжег гимна­ зию и упразднил науки», — Щедрин метил в Николая! I? Разве трудно, наконец, распознать в описании правления шести градоначальниц (Ираидки, «беспутной» Климантвнки, «тол­ стомясой немки» Амалии Штокфиш, польки Анельки Лядоховской, «Дуньки толстопятой» и «Матренки-ноздри») черты, характерные для того периода в истории русского XV III века, когда престол занимали, преимуще­ ственно, царицы (Екатерина I, Анна Йоап- новпа, Анна Леопольдовна, Елизавета Петров­ на, Екатерина II). Было бы совершенно ошибочно, па осно­ вании этих сопоставлений, сделать вывод, что «История одного города» — историческая сатира. Исторические элементы в ее содер­ жании, конечно, есть, но Щедрин пользуется ими для того, чтобы заклеймить не только прошлое, но в особенности настоящее само­ державно-монархического государства. Боль­ шего развенчания абсолютизма и представить себе невозможно! Заметим, при этом, что автор отпюдь не ограничился тем, что пригвоздил к позорно­ му столбу самодержцев и самодержиц, выя­ вив их безграничное невежество, глупость, распутство, жестокость,. звериный эгоизм и г. д.; оп решился сказать несколько горьких слов по адресу народа, который терпит по­ добных властителей. «Смирение», «терпе­ ние», «кротость», эти, по убеждению славя­ нофилов, исконни'с добродетели русского па­ рода, Щедрину представлялись проявлением тех черт, которые были привиты народу всем ходом русской истории и от которых народ, во что бы то ни стало, должен освободиться. Глубоко неправы были те критики, кото­ рые упрекали автора «Истории одного горо­ да» в высокомерном, в презрительном отно­ шении к народу. Не высокомерие, не презре­ ние к народу руководило в данном случае Щедриным, а любовь к народу, страстное желание, чтобы он превозмог свои «смире­ ние да терпение» и перестал мириться со всеми этими Брудастыми («Органчик»), Фер- дыщенками, Бородавкиными, Прыщами (гра­ доначальник с «фаршированной головой») и наводящими ужас Угрюм-Бурчеевыми («бы- вый прохвост»). Глубина общественного смысла сочетается в «Истории одного города» с блестящей ху-