Сибирские огни, 1939, № 1

— Где у » мне," — только махнул рукой Шевченко. — А хотелось бы? —•Ну... Одним бы глазком хоть заглянуть за эту самую границу. И то бы... —- Ну, это-то можно;.. Надумаете ежели— приходите. Уладим. — Ужли правда? — Вот вам рука старого морского волка, Шевченко сразу оживился, подошел к Штернбергу, крепко его обнял и быстро на­ правился к выходу. У самого трапа, однако, он остановился и торопливо вернулся назад. — Далеко у тебя мой «Кобзарь»? —-спро­ сил он Штернберга. Штернберг опустил руку в боковой кар­ ман, вынул оттуда маленькую тоненькую книжечку «Кобзаря» с его же рисунками на обложке и вместо ответа показал Шевченко. Шевченко взял книжечку, достал карандаш и быстро написал на обложке: ПоУдеш далеко, Побачиш багаю; Заднвишся, зажуришся,— Згадай м*не,- браiе! Обнялись, поцеловались последний раз. Раздался свисток. Шевченко оставил увозив­ ший Штернберга пароход, и долго долго сле­ дил за ним, пока*он совершенно не скрылся из виду. *$* С от’ездом Штернберга Петербург точно опу­ стел для Шевченко. Правда, как и раньше, его постоянно при­ глашали на вечера к писателю Гребенке, Ку­ кольнику и другим петербургским украинцам. Тут угощали разного рода украинскими де- дикатессами — салом, наливками, запекан­ кой. а в виде десерта чтением произведении. ' авторы которых, наблюдавшие жизнь, сидя в своих дворянских гнездышках, рисовали ро­ зовыми красками, с присущей им сентимен­ тальной романтикой, картины украинской де­ ревни... Шевченко с каждым днем все. больше и больше чувствовал себя неуютно в этом, no существу, чуждом ему, панском обществе. Он очень любил Брюллова., преклонялся перед его талантом и называл не иначе как «велишм Карлом». Чуть не каждый день они вместе обедали в дешевой столовой «мадам Юргенс», где собиралась bich богема художников. Часто ходили в театр, вместе посещали Эрмитаж. Шевченко любовался картинами самого Брюл­ лова, но, — в этом он самому себе боялся признаться, — даже здесь, в его богатой ма­ стерской, глядя на замечательный эскиз кар­ тины «Осада Пскова», он не мог удержаться от дум о своих Гайдамаках. Перед ним, как живые, вставали скорбные образы его брать­ ев, сестер и земляков, которые продолжают страдать в панской, неволе. Только в бесе­ дах с беднягой Дембским он отводит кушу. Они читали вместе Мицкевича, яркие страни­ цы польского историка Лелевеля, вспомина­ ли о декабристах, о польских повстанцах... Воспоминания эти его подбадривали. Были же, значит, люди,, которые рвали наложен­ ные на них цепи... . Шевченко вспоминал захватывающи© рас­ сказы его деда о героях гайдамаках и ему кавадось, что и сейчас единственное спасение от панского Василия в такой лее гайдамачяне, н крестьянском восстании. С раздражением думал он о том, что пример, данпый дедами гайдамаками, не находит себе подражателей у их угнетенных внуков. Д1ди лежать , а над ними Могили син1ють. .. А унуки! м б айдуже ,— Панам жи то с!ють! Единственный человек, с которым он мог говорить обо всем, это был Дембский, Но не прошло и года после от’езда Штернберга, как он умер, и Шевченко почувствовал себя со­ вершенно одиноким. К этому прибавилось еще одно большое огорчение. Надежда получить золотую медаль, кото­ рая дала бы ему возможность, как он писал два года тому назад, получить. заграничную командировку,- -не оправдалась. За картину «Мальчик-сирота делится куском хлеба, с со­ бакой» ему дали только серебряную медаль 2 -й степени... Это была самая скромная на­ града, которую выдавали не столько за до­ стоинства картины, сколько «за прилежание». Такую же медаль дали ему и за вторую его картину «Цыганка»... Несправедливой «наградой» был обиженно только Шевченко, но и его учитель Брюллов. Брюллов прекрасно, понял, в < 1 ем тут дело. Незадолго перед этим он должен был в из­ вестный назначенный ему час приехать пи­ сать портрет Николая I. Он не явился и этим вызвал гнев царя. Совет Академии, чуек - прислушивавшийся к тому, что делалось при дворе, восиольвовался этим, чтобы умалг/п. заслуги не столько неизвестного художника. Шевченко, сколько ого учителя Брюллова,' славе которого все завидовали. — Нет, — повторяет теперь все чаше я чаще Брюллов, — бежать отсюда, бежать... От’езд за границу с этого момента являет­