Сибирские огни, 1939, № 1

волу» крылу его; бывал на литературных вечерах, принимал участие в беседах и спо­ рах «братчикав», читал среди них свои пла­ менные произведения. Непримиримая революционная воинствен­ ность Шевченко заставляла «братчнков» остерегаться его влияния на братство. Шев­ ченко был значительно радикальнее и рево­ люционнее «братчйков». Его не могло удо­ влетворить пребывание ,в братстве, куцая программа уступок и реформ которого не могла быть его программой, программой бун- таря-революционера. Это подтвердило и следствие — на допро­ се накто из киридло-мефодавце®, да и сам доносчик Петров, не признавал принадлеж­ ность Шевченко к братству. Отрицал это и сам Шевченко. Но «вина» Шевченко перед царским пра­ вительством была значительно больше. На столе шефа жандармов графа Орлова лежали неопубликованные произведения поэта «Сон», «Кавказ» и другие. Да и наказания ««братчйков» и Шевченко были совершенно различны. Члены Киридло-Мефодиеиского братства были высланы в провинциальные города Рос­ сии на разные сроки (не больше 5 лет), а Шевченко был отдан в солдаты и выслан в далекие оренбургские степи, с запрещением писать и рисовать. Приговор был такой: «Художника Шевченко за сочинение возму­ тительных и в высшей степени дерзких сти­ хотворений, как одаренного крепким тело­ сложением, определить рядовым в Оренбург­ ский отдельный корпус, с правом выслуги, поручив начальству иметь строжайшее на­ блюдение, дабы от него, ни под каким ви­ дом, не могло выхюдасть возмутительных и пасквильных сочинений». Кроме того, Николай I собственноручно дописал: «Под строжайший надзор с запре­ щением писать и рисовать». Он не мог за­ быть жестоких насмешек Шевченко над цар­ ской семьей в поэме «Оон». Страшное нака­ зание! ' «Если бы я был изверг, кровопийца, то и тогда для меня удачнее казни нельзя было бы придумать, как сослав меня в отдельный Оренбургский корпус солдатом. И ко всему этому мне еще запрещено рисовать. Отнять благороднейшую часть моего бедного суще­ ствования. Трибунал под председательством самого сатаны не мог бы произвести такого холодного нечеловеческого приговора». На другой день после прочтения пригово­ ра — 30 мая 1847 года Шевченко в сопро­ вождении фельд’егеря был отправлен на ме­ сив. огни Н 1. 1939. 3. сто ссылки в Оренбург. Or Петербурга до Оренбурга свыше 2000 верст. И это рас­ стояние фельд’егерь проехал, за несколько дней. Очень торопились царские сатрапы по­ дальше спровадить великого тэта. 9 ию­ ня прибыл Шевченко ib Оренбург, откуда был направлен в 5-й батальон, стоявший в степном" городишке — Орске. От Оренбурга до Орска — 227 верст — Шевченко приш­ лось пройти пешком. Необходимо анать, чем была военная служба николаевских времен вообще, а осо­ бенно в далеких, азиатских степях, под ко­ мандованием дерзких, некультурных офице- ров-пьяниц, чтобы представить себе жизнь Шевченко в Орокой крепости. Соста® солдат­ ской массы в далеких крепостях Российской империи был очень разнообразный. Преобла­ дали тут темные элементы, отщепенцы об- / щества, уголовные преступники, разложив­ шиеся вконец конфирмованные дворянские сынки и прочий люд, отравленный и демора­ лизованный палочным режимом николаевской казармы. Тут не было да и не могло быть живого человека, это были солдаты, бесправные и униженные, принужденные скрывать и чув­ ства и желания свои под покровом казар­ менного равенства. Офицеры николаевского времени — пья­ ницы, взяточники и вымогатели почитали несчастьем для себя пребывание в далеком суровом краю и злость свою вымещали па несчастных солдатах. Мертвая муштровка с утра до ночи, пья­ ный ефрейтор в роли преподавателя «словес­ ности» — науки, заключавшейся в зазубри­ вании имен, фамилий и титулов начальства, начиная от ратного командира и до военного министра и особ царской фамилии; побои, оплеухи — вот чем был заполнен день сол­ дата. Вечером вонючая полутемная казарма, грязные деревянные нары, драка, крик, не­ пристойные песни, пьянство до самозабве­ ния. Непрерывная «муштра» и шагистика., к которой Шевченко питал органическую нена­ висть, причиняли ему большие страдания; тоока по родному краю разрывала сердце; омерзительная обстановка вонючей казар­ мы, под неусыпным наблюдением приставлен­ ного к нему «дядьки», не давала ни на ми­ нуту забыться. И лишь ночью, когда стихали пьяные пес­ ни и казарма засыпала тяжелым сном, поэт писал письма друзьям и знакомым. Но в тя­ желой тишине ночи не всегда писалось: