Сибирские огни, 1939, № 1

(А ми мала булп i года), Не витертв лихо! долц Умер на панщиш!.. А ми Роздазлися межи людьми, Мов мишепята... Маленький белокурый Тарас рос среди роскошной украинской природы, которая с детства влияла на впечатлительную нежную душу мальчика. Рос среди контрастов — прек­ расной природы и ужасов своеволия и разгула панских прислужников. Любознательный, жи­ вой мальчик ко всему присматривался, всем интересовался, все хотел узнать. Согретый любовью матери и старшей сестры Катери­ ны, о которой Шевченко вспоминает всегда с большой нежностью и теплотой, жил ма­ ленький Тарас. А закадычным другом, живым воспоминанием давнего прошлого, был его старый дед, бывалый и грамотный человек, участник последнего крестьянского восстания на Правобережьи — так называемой «Коли- евщины». Его рассказы про Зализняка и Гонту, про борьбу украинского народа с польской шлях­ той надолго запали в душу маленькому Та­ расу, который потом передал эти рассказы в своей первой исторической поэме «Гайдама­ ки», не забыв поблагодарить дедушку теп­ лыми простыми словами: Спасибо Дщусю, що ти заховав В голой столшпй ту славу козачу: Я И онукам теперь розказав. Любовь матери и старшей сестры Катери­ ны, рассказы отца и деда Ивана — вот все радости, все лучшее детских лет Тараса, что наполняло его детское сердце. И это горя­ чее сердце не остыло на протяжении всего тяжелого жизненного пути. «Та не довго сонце грао»... 2 сентября 1823 года похо­ ронили мать Тараса, умершую на 32-м году жизни, измученную тяжелой непосильной барщиной. Отец Шевченко остался без хозяйки ® до­ ме с пятью малыми детьми на руках, так как старшая сестра Тараса — Катерина еще при жизни матери вышла замуж. Создавшиеся условия побуждали отца искать хозяйку; пе мог он управиться с хо­ зяйством и с малыми детьми. И вот в хате Шевченко появилась мачеха, вдова с тремя детьми, женщина суровая и несправедливая. Невыносимая жизнь настала для Тараса. В хате Шевченко был настоящий ад. Мачеха особенно не взлюбила Тараса, очевидно за то, что он часто колотил ее сына Степан- ка — вороватого и лживого мальчишку. Но уже совсем скверно стало Тарасу на двенад­ цатом году жизни, когда ей потерял отца. Случилось это 4 апреля 1825 года. После смерти отца мысль о жизни в род­ ной хате для Тараса была ужасна. Да и хата была уже не его. Отец,, умирая и распределяя между детьми свое убогое имущество, высказал замечательное пророче­ ство относительно будущности Тараса: он сказал: — «Сыну Тарасу из моего имущества ничего не надо, он не будет человеком обы­ кновенным: из него выйдет или что-нибудь хорошее, или же большой негодяй. Для него мое наследство или ничего не составит, или ничего не поможет». Опекуном Тараса после смерти отца был его дядя Нашел, по словам самого поэта «ве­ ликий катюга». Куда было деваться Тарасу? Его влекло к книге, к свету, к знанию. И вот, покинув родное «пекло», пошел Тарас в «науку» к дьячку Богорскому. Еще при жизни родителей начал! Тарас учиться грамоте. Первым его учителем был бывший кирилловский поп Василий Губский, которого лишили сана и оставили учитель­ ствовать в церковной школе. Про эту свою науку Тарас Григорьевич вспоминает в автобиографической повести «Княгиня». Учение в., школе ограничивалось зазубри­ ванием -славянской азбуки: «аз-буки-веди»... и изучением псалтыря. Наука сопровождалась колотушками и роз­ гами. Каждую субботу всех учепиков по оче­ реди пороли розгами — такова была «педа­ гогия» пьяных дьячков. В школе Губского Шевченко выучил начальную грамоту и псал­ тырь. У Богорского Тарас был учеником-работни- ком. Исполнял всю черную работу и должен был безропотно удовлетворять все прихоти и требования пьяного дьячка. «Предлагаю Вашему воображению, — пи­ шет Шевченко в письме, — представить се­ бе, чего мог требовать от меня дьяк, — за­ метьте беспросветный пьяница, —- и что я должен был исполнять с рабской покорно­ стью, не имея во всем мире ни одпого су­ щества, которое бы беспокоилось обо мне. И все же я за два года тяжелой жизни, в так называемой школе, выучил букварь, ча­ сослов и наконец псалтырь. Под конец моей школьной пауки дьяк посылал меня читать псалтырь над покойниками и платил мне за это в виде поощрения десятую копейку». Читал Тарас очень выразительно, и его охотно звали к покойникам, а он с радостью шел, ибо за эту десятую копейку покупал себе бумагу для рисования.