Сибирские огни, 1939, № 1
не замечаю — проезжаю мимо, словно его не люблю»... Глаза Эркелей заблестели, она усмехну лась. Она, довольная, продолжала рисовать картину встречи: как он вдруг увидит ее, поднимется... Повод выскользнул из рук Эрвелей, ло шадь шиеваино за что-то запнулась, и Эрке лей чуть не вывернулась из- седла. ' — Что это ты, как ребенок маленький, повод не умеешь держать? —• упрекнула м!ать. Эркелей остановила лошадь, подняла повод и ласково хлестнула коня зеленым березо вым прутиком. Лошадь прибавила шагу. Недалеко от-тропинки хором куковали ку кушки. Тропинка вилась, окруженная тучны ми травами и цветами. Эркелей сорвала огненный цветок и, прижимая его к груди, запела: Среди цветов виднеется широкий брод, Для моего бурого коня славный брод... Любимый друг мой неизменный — Словно вот этот горящий цветов... — Воща большие горы переваливаешь, кричать и петь нельзя, — сказала сердито мать. ч !! М. Эркелей замолчала. Думы снова завладели ею. «Неужели Шонвор здесь пасет табуны? Напрасно по этой дороге поехали», — пе чально подумала мать и стала торопить коня. Вскоре Эркелей и мать услышали мужской голос. Он пел протяжную песню. Тойчи при слушалась а вдруг крепко 'натянула повод. До ее ушей долетели последние слова песни: Самая красивая девушка на свете Будет ли моим другом милым?.. Еще не утихла песня, как недалеко от до роги фыркнули лошади. «На священной горе табуны пасет и не боится пески петь, какое сердце у этого че ловека?» — с удивлением подумала Тойчи и решила не «огреть назад. Эркелей замедлила шаг коня. Не слезая, она стала рвать козлиные пучки и есть их. Постепенно она отстала от матери. На белом коне, с ружьем за плечами и темносерым глухарем, привязанным в торо- ке, выехал из лесу Шонкор. Его смуглое лицо от солнца еще больше почернело, тол стые губы стали темносиЕлми. I— Якшиба кару, Эркелей?.. Здравствуй, уважаемая Эркелей, — поздоровался Шонкор, под’езжая ближе. — Ой!.. Якши-якшиба? Ой, как я испуга лась!.. Как же я не заметила... Эркелей не договорила и опустила глаз’а. Некоторое время они ехали молча. —* Сегодня откуда едете? — смущенно спросил, наконец, Шонкор. Эркелей ответила обиженным тоном: — Вместо того, чтобы спросить как учи лась, успешна ли курс окончила, — тебе по надобилось спросить о нашей ночевке? Эрвелей спрыгнула о коня. Она «делала это неожиданно, Шонкор не сразу остано вился. Привязывая коня к старой пихте, он чувствовал на себе глаза Эркелей. Шонкор подошел к ней. Их взгляды встре тились. И, словно отвечая на прочитанный1в глазах Эркелей вопрос, заговорил Шонкор о своей жизни в этих молчаливых горах, о том, как он ночами, сидя около костра, сочи няет и поет песни. —- Эти песни я посвящаю тебе, '—> сказал Шонкор и густым, как звуки комуса1, голосом ЗсШбЛ! Высоко в поднебесье птицы плывут, Поднимусь ли я выше их? •Самая красивая девушка на свете — Будет ла моим другом милым? Эркелей посмотрела на! дорогу и тихо ска зала: — Надо ехать... Мама будет ругаться, что я осталась. Шонкор взял Эрвелей за руку и спросил:- — Что мешает нам жить вместе? — Мама. — Неужели ты веришь в проклятье? — Я не верю ни в проклятье, ни в бла гословение. *— Значит, с Чичканом хочешь жить. Лад но, живите! — вспыльчиво сказал Шонвор и повернулся к коню. ■— Чем с Чичканом жить, лучше по этой земле пусть не ходят мои ноги, — ответила Эркелей сквозь слезы, обнимая шею своего коня. Шонкор прыгнул в седло и, взявшись за повод, проговорил: — Ну, дорогая, Дай руку, попрощаемся, будем живы-здоровы, через месяц... Он не докончил фразу. Зажглись яркие лу чи в его черных глазах. Хотел Шонкор под’- ехать поближе к Эркелей, но белый вонь заупрямился. «Видно, мать Эркелей такая же упрямая, как мой серко. Раз я не могу справиться о 1 Комус—губная гармошка.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2