Сибирские огни, 1939, № 1
V тончи Колхознице Тойчи Торколаевой уже пере валило за шестьдесят. Но подойдите к ней, поговорите и вы сбросите половину прожи тых ею лет. Голос звонкий, слова произносит четко, садится или встает проворно — мо лодым не уступит! — Ейт/ она неладная, рано родилась!.. Или бы советская власть раньше пришла. Эти фразы часто говорит Тойчи. Эркелей, единственную дочь Тойчи, в прошлом году, осенью, командировали в го род на колхозные курсы. Мать хотела возра жать против отправки Эркелей на учебу. Но дочь спросила: — Вы хотите, чтобы я осталась неграмот ной, как и вы? Тойчн замолчала и только во время прово дов дочери уронила слезу. Весной она пришла однажды в правление колхоза и сказала председателю: — Я за шестьдесят лет жизни дальше урочища Корумдоя нигде не была... Я поведу для Эркелей коня и попутно город посмотрю. Председатель ответил не сразу, сначала о чем-то подумал, потом улыбнулся. — Просьба ваша должна быть выполне на... По окончании учебы на курсах пошлем вас за дочерью. По правде говоря, Тойчи хотела попасть в город не бей цели. Недавно приезжала из со седней деревни жена покойного бая Яжная— Баланка, пятнадцать лет сватавшая Эрке лей. (Эркелей сейчас двадцать лет). Сватья сидела на женской стороне очага. Лицо у нее, как промытая дождем старая береста, бледное, из-под плисовой шапки торчат се дые волосы. Она пять трубок табаку выку рила, вьгпила чашку чая. А перед уходом сказала: — Я бурого коня нарочно не продаю, мо жет, .думаю, придется на вашу коновязь при вязать. Эти слова Баланки, — тонкий, как шел ковая нитка, наяец. «Раньше игреневую лошадь она привела к нам за1калым, ее мы обобществили в кол хоз. Теперь опять копя хочец отдать, — рас суждала Тойчи вслух, когда уехала Балан ка. I— Девке воли не дам. Ее много учить не следует, надо скорее поехать за ней...» Но, приехав в город, Тойчи совсем забыла о буром коне, о Баланке. Все в городе было для нее новым и она, как маленькая, ко всему внимательно присматривалась. Однажды она трубку хотела закурить в студенческой столовой. «Здесь не курят», — тихо сказала Эркелей. В другой рай она хо тела закурить в кино. Опять Эркелей сказа ла «нельзя курить». — Что ж это такое? Неужели городские не курят? Там нельзя, тут нельзя, где же тогда курить-то?! Эркелей об'ясшла, где не курят и где можно курить. — Зачем этого чорта здесь на виду по ставили, надо его в огонь-, бросить! —■о раз дражением крикнула Тойчи, увиден в обла стном музее чучело шамана. — У нас в I" колхозе шаманов нет, а в городе их: показы- вают людям. Зачем это? Эркелей терпеливо об’яснила матери зна- щ чение музеи, кое-как убедила ее, что здесь стоят чучела, а не живые люди, звери и птицы. ч & * * £ * Сейчас они ехали через Чолмшкжяй хре бет. — Какой колхоз здесь табуны пасет, ты знаешь? — спросила мать, заметив на траве* свежие следы. i— Не знаю, мама, — ответила Эркелей и стала беспокойно оглядываться по сторонам. «Он ведь писал, что летом со своими та бунами будет на Чолмоне. Может, он совсем недалеко... сидит где-нибудь около мохнатого кедра, не замечая, что трубка давно погасла. А он все сосет ее... А я будто нарочно &го
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2