Сибирские огни, 1938, № 5-6

дается если, то какой-то холодный, как ты же, одет плохо. Ипой замерз, скрючился, ну как не пожалеть его). И вожу-то я их так, задаром. Это сегодня я шутя сказал, что да- ром не вожу, шутя... Никакой платы я ни- когда не беру и не возьму, потому человек я добрый, жалостливый от природы. Ну, Чалко-о... А пассажир сидит, навалившись на отводу саней, и, кажется, совсем безучастно смотрит в сторону, мимо деда, и думает о чем-то — может о том, что дед хвастает беззастенчи- во, может о том, что судьба — эта злая ма- чоха-судьба — помыкает им, как каким-ни- будь последним мальчишкой. Мало ли о чем можно думать, сидя в теплой собачьей дохе на санях, проезжая но одной из многочислен- ных кулундинских стенных дорог... Можно и просто ни о чем не думать. А сани поют свою бесконечную песню от самого города. А Чалко скользит по дороге копытами, срывая легкую снежную пыль... Л дед говорил. Он не мог допустить мысли, чтоб сидя- щий рядом с ним человек смел не слушать. Этого нельзя. И он говорил. О хорошей жиз- ни колхозников, и Б его речи выходило, что сам он со своей старухой живет несомненно лучше других, о производственной жизни колхоза, где он играет первостепенную роль, о том, о сем. И все, о чем бы ни говорил дед, было хорошо, прочно и именно потому прочно, хорошо, что он, дед, принимает в этом непосредственное участие... Пассажир как будто начал отогреваться. Его нос стал еще красней, глаза приоткры- лись шире. Изредка по его лицу скользила какая-то неуловимая усмешка. Эта усмешка смущала немного деда. Он думал: «какого чорта он молчит? Не слуша- ет что ли? Да смеет ли он не слушать, когда его везут задаром да еще и дохой гре- ют? Он не имеет права не слушать, этот ворон! Пускай молчит!..». И дед продолжал: — На книжке у меня полторы тыщи ле- жит, да проценты накопляются... Да нынче за четыреста трудодней получаю, да за ста- рухины... Куда деньги девать? Ведь не в горшок да в подполье на заваленку... Вот машину купил — пускай старуха! любуется... — Какую машину? — вдруг перебил его пассажир. Дед оглянулся: «наконец-то голос подал». — А такую, что говорит..., — ответил он. Пахать что ли на ней будешь, на ма- шине-то? — едко спросил опять пассажир. Дед помолчал минутку. Не потому, что смутился, а как бы давая человеку время размыслить над своим вопросом и взвесить: уместен ли он. Дед пожевал губами. — У нас трактор пашет, — авторитетно заявил он. Косо взглянул на человека. Глаза ею задержались на шапке, суконной, без меха, тонкой, с развернутыми и завязанны- ми под подбородком ушами. Шапка о чем-то напоминала. Отвернулся, замолчал. Долго ехали молча. Сани пели. Чалко де- ловита иотрухивал. Петляясь пошлепывала шлейка. Мимо саней плывут голубые околки, щиты для задержания па полях снега, су- гробы... Дед задумчиво смотрел на дорогу, пасса- жир кусал соломинку, плевал на доху. Выпростав полы полушубка, дед лег удоб- нее и, казалось, забыл о своем пассажире, из- редка выкрикивая не злое, а так, чтоб пом- нил Чалко, свое ругательство. Задумчиво смотрел на снег, думал. Чалко трусил себе неторопливо, как на- стоящий крестьянский, с хитрецой, не моло- дой, но еще и не старый мерин, деловито перебирал скользящими по снегу ногами, из- редка оглядывался на дедовы овчинные рука- вицы. Обижен ли был дед вопросом прохожего, потерял ли нить своей речи или смысла не нашел в односторонней болтовне, но только он молчал. Чтоб сгладить неловкое молчание, пасса- жир. начал подыскивать слова примирения. — Ну, отец, доха! — воскликнул он, де- лая восхищенное лицо. — Кале есть совсем отогрелся... Спасибо! Глаза его улыбались некрасивой холодной улыбкой, ликующей и заискивающей. Он был похож на блудливую собаку, которая и боит- ся," и ласкается, я в то же время ждет удобный момент, чтоб схватить за руку и, трусливо поджав хвост, убежать. «Хороша да не ваша», — подумал дед и посмотрел на доху. Опять ехали молча. — Были в у меня когда-то дохи, теплые, собачьи, —• мечтательно, как бы про себя проговорил человек. Дед чуть заметно кивнул головой, но упор- но молчал. — А что, старик, давно ты в колхозе? — Шестой год. — Доволен? Дед посмотрел на него недоумевая: шутит ли, всерьез ли? Если б вопрос был задан го- да четыре тому назад, тогда можно было б сказать — доволен. А сейчас?! Разве можно спрашивать человека доволен ли он тем, что