Сибирские огни, 1938, № 5-6

продолжат: — Когда) командир дал вам при- каз отвоевать мост, мы все захлопали к ла- доши... Ты бы видела, что за трусливые зайцы эти дьяволы! Ты бы смеялась, увидев этих юкотов на коленях, когда они умоляли сохранить им жизнь. Но могли ли мы мило- вать дьяволов, убивающих мирное населе- ние! Мы смыли с моста следы их йог их же собственной кровью. Мы перебили их всех и взяли мосрс назад. Просвистела пуля. Солдаты прижались к брустверу и стали глядеть в отверстие. Крестьянка последовала их примеру. — Уходи, мать! — крикнул Ляо.— Враг... — Я пришла помогать вам... и убивать вранов! — даримо ответила она. —Зачем мне уходить? Вы теперь мои сыновья и я останусь с вами». Той же идеей проникнута повесть молодого писателя Хэ Шашьяо «Атака». Рабочий Лю только-что выписался из го- спиталя, в котором пролежал полторы педе- ли после легкого ранения, полученного на фронте. Он спешит в Чагой (предместье Шанхая), чтобы повидаться с женой и ре- бенком, а затем вернуться к товарищам, обороняющим Шанхай от японцев. По доро- ге он встречается с демонстрантами, поющи- ми патриотические песни. Всюду возбужден- ные лица, знамена, лозунги. Наконец, Лю добирается до своего Чапэя. Сердце его пол- но радости, а над таловой сияющее голубое небо. Лю остается пройти, всего несколько улочек, как вдруг... «...на горизонте еле заметные черные точ- ки. Они стали быстро увеличиваться, вытя- гиваться, превращаться в плоскости. Лю ос- тановился. Сердце учащенно забилось, на висках вздулись синие жилы, славна шеве- лящиеся земляные: черви, руки сами сжа- лись в кулаки: — Японские бандиты! Проклятые вар- вары! Его гневный крик смешался с гулом зе- нитных орудий... Навстречу Лю несшись обе- зумевшие от страха люди. Они что-то кри- чали, нелепо размахивая рукам. Их выка- тившиеся из орбит глаза искали убежища от страшной огненной смерти... Жители Ча- пэя уже были приобщены к японской «культуре» и познали ее «благородное» влия- ние на собственном мясе и костях... Оглуши- тельный взрыв. Поток горячего воздуха ох- ватил Лю и ударил о землю. Когда Лю опом- нился, он заметил невдалеке глубокий узкий ров. Он пополз, натыкаясь на мягкие чело- веческие тела, разбросанные по земле, слов- но ураганом сорванные цветы... Ров спас ему жизнь. Когда бомбардировка кончилась и японцы, потеряв два самолета, скрылись в далеком небе, Лю выполз из своего убежища и побежал к дому. Но он не узнал с детства знакомых улиц. На месте улиц лежали теперь догорающие развалины. Наконец, он разыскал свой дом, вернее ме- сто, где стоила его лачуга. Повсюду валялись черные тела, чадящие хлопья одежды, куски обуглившегося мяса. Из-под кучи обломков курился сизый дым... Лю с воплем гнева и отчаяния,, обжитая ру- ки, начал разбрасывать эти обломки. И вдруг ему попалось что-то мягкое и как буд- то еще живое. Он вытянул и с ужасом уви- дел, что это кусок детской руки, руки его А-сяна. В почерневших и потрескавшихся пальцах была крепко сжата игрушка, та самая,, которую Лю подарил сыну, отправ- ляясь на фронт... Лю заскрежетал зубами, на губах выступит пена, сверкнули налив- шиеся кровью белки... — Ладно! Вы не уйдете От нашей мести, кровожадные чудовища! Хотя бы у каждого из вас было по десять тысяч жизней, мы отнимем их, отомстим за пашу кровь, налги муки, наших мертвых детей!..» Писатель Ша Издаю в своей новелле «Назад на фронт» расоказьтает о непрек- лонной воле китайского народа. Старик-отец отправляет на войну ДЕух своих сыновей. Старший героически гибнет, а младший, пережив ужас японской бомбар- дировки, позорно дезертирует. С суровым удивлением встречает его отец: «— Ты как попал сюда? — Я... наши отступили... ночью я сбился с дороги... — Тогда- иди, чтоб найти своих. — Нет. Я не пойду туда больше. Там страшно, страшно... — Тебе страшно японских снарядов, а мне страшно назвать тебя китайским име- нем и моим сыном. — Отец, молю, не выдавай меня. Я боль- ше ие смогу вынести этого ужаса. — Я не выдам, а убью тебя сам, если ты ещё раз откроешь свой грязный рот для та- кой мольбы». Через несколько дней старик привадит сы- на в партизанский отряд и сам изъявляет готовность драться за родину. «— Теперь — говорит он — разве время считать года? Каждый человек, пока он еше имеет силу, должен взяться за винтовку. 65 лет я прожил рабом, а теперь будто сно- ва родился. И свою новую жизнь я ие от- дам под ярмо чужеземного рабства;. Нет! Я буду стрелять до тех пор, пока ни одного японского насильника не останется на род-