Сибирские огни, 1938, № 3-4

жизнь — это определенный кусок истории его народа. А жизнь Алексея Максимовича именно такова. Молодой русский рабочий, грамота которого заключалась в 3 классах начального училища, пришел в литературу на заре рабочего движения — в то время, когда в России начинали складываться пер- вые организации социал-демократической партии. Через 7 лет после вступления на ли- тературное поприще он получает всемирную известность. Восходящий революционный класс послал своего представителя в лите- ратуру, поднял его на высоту славы, на вер- шину человеческой культуры. Культурное человечество потрясено художественной си- лой революционного призыва молодого рус- ского рабочего, того, который в детские и юные годы « р а б о т ал м ' но г о, п о ч т и до о т у п е н и я . Б у д н и и п р а з д н и - к и б ы л и о д и н а к о в о з а г р о м о ж - д е н ы м е л к и м , б е с с м ы с л е н н ы м, б е з р е з у л ь т а т н ым т р у д о м » . Безрезультатный, бессмысленный, а пото- му вдвойне каторжный подневольный труд в капиталистическом обществе. Горький видел, как богат талантами вели- кий русский народ, как талантливых людей уродует, калечит, размалывает мельница ка- питализма, превращает в арестаптов, шуле- ров и убийц и сбрасывает их на дно, в яму отбросов, откуда уже нет возврата к чело- веческой жизни («По пути ко дну», «На дне»). Подневольный частнособственнический труд заставлял людей одеваться в лохмотья. Раз- ноцветные лохмотья на фоне великолепного пейзажа богатой природы России. Бедность, нищета среди богатства. Что же это за па- губный общественный строй, который созда- вал такое несоответствие? Что же это за об- щественный строй, который заставляет лю- дей труда жить в мрачных подземельях, под- валах, на вторых и третьих дворах? Горький сам испил полную чашу мучений под ярмом капитализма, полюбил рабочего человека. И потому рассказ его о жизни че- ловека труда полон трогательной любви к человеку и ненависти к строю звериной экс- плоатации. Ища путей своего освобождения, рабочий класс шел к марксизму—ленинизму. Бурные стачки девяностых годов проходили под руководством союзов борьбы за освобож- дение рабочего класса. Деятельность союзов борьбы направлялась рукой В. И. Ленина. Путь развития рабочего класса — путь Горького. В 1887 году он участник марк- систского кружка в Казани. На вершине сво- ей славы, в то время, когда имя великого художника уже гремело, как имя буреве- стника революции, он соединяет свою жизнь с партией рабочего класса, с партией Ленина — Сталина. Разве это не конкрети- зированная, не олицетворенная в нем исто- рия роста и развития рабочего класса? Всю силу своего художественного гения он отдает делу служения пролетарской со- циалистической революции, ее победе. В большой повести «Фома Гордеев» вели- кий художник образами большой художе- ственной убедительности разоблачает пре- ступность строя капиталистических отноше- ний. В пьесе «Враги» и повести «Мать» ху- дожник раскрывает неистребимую силу рабо- чего класса, который должен стать могиль- щиком буржуазии. Видя, что Горький неподкупен, что он бесповоротно связал себя с партией больше- виков, вся буржуазная печать по почину меньшевиков завопила о «конце» Горького, о том, что талант Горького пошел на убыль. Меньшевистская критика «разнесла» по- весть «Мать», ту повесть, высокая оценка которой дана В. И. Лениным. На это непре- взойденное произведение Г. Плеханов опол- чился именно за то, что в нем положитель- ными чертами наделены представители пар- тии большевиков. Но крики о «конце» Горь- кого не помогли ни меньшевикам, ни бур : жуазии в целом. Острый соколиный глаз ху- дожника всматривается в жизнь деревни, появляется повесть «Лето». В повести «Го- родок Окуров» великий реалист беспощадно, реалистически рисует уездную Россию. Один из героев повести Яков Тиунов рассуждает: «Что же Россия? Государство она, бес- сомненно, уездное. Губернских-то городов — считай — десятка четвре, а уездных тыся- чи,, пода-ка! Тут тебе и Россия! — Ну, а, примерно, Москва? — Что ж Москва? — медленно говорит кривой, закатив темное око свое под лоб. — Вот, скажем, на ногах у тебя опорки, руба- ха год не стирана, штаны едва стыд при- крывают, в брюхе, как в кармане, — сор да крошки, а шапка была бы хорошая, ска- жем, —- бобровая шапка. Вот те и Москва!» Обобщение большой потрясающей силы. Крупные столичные города — только бобро- вая шапка на нищей беспортошной России. В этом высказывании об'ективно звучит смертный приговор капиталистическому строю. Но меньшевистская критика, соглашаясь на этот раз с тем, что талант Горького не угас, лакейски расшаркивается перед бур- жуазией. Эта «критика» придает выгодное