Сибирские огни, 1938, № 3-4

— Этот номер у меня уж есть. Я его по- лучил. Раскрыл журнал, взглянул на гравюру одного молодого сибирского художника и подтвердил: — Да, есть. Делегаты рассаживались по стульям по обе стороны Алексея Максимовича. Он рас- спрашивал откуда они, а потом сказал: — Надо будет встретиться. Поговорить. И тут же добавил: * — Обязательно устроим встречу. Горький придавал большое значение росту литературы в краях и областях. В 1930 го- ду в статье «О литературе» он писал: «Урал, Сибирь, Волга и другие области остались впе поля зрения старой литерату- ры, так же, как Украина, которой самодер- жавие затыкало рот и связывало руки... Я не навязываю художественной литературе задач «краеведения», этнографии, но все же литература служит делу познания жизни, она —• история быта, настроений эпохи, и вопрос о том, насколько широко охватила она действительность свою, этот вопрос мо- жет быть поставлен». Заканчивая статью, он требовал: «Не игнорировать областной литературы и прессы...». А на с'езде Горький прямо сказал: «Нам необходимо обратить внимание на литературу областей, особенно Восточной и Западной Сибири, вовлечь ее в круг нашего внимания, печатать в журналах центра, учитывать ее значение как организатора культуры». • * * Пока, фотограф направлял свой аппарат, кто-то из писателей заговорил о здоровье. Слегка качнув головой, Алексей Максимович сказал: — Плохо мое дело. Плохо. —- Ходите бойко... — По ровпому хожу, а по лестнице — не могу, задыхаюсь. Он оборвал эту неприятную беседу и за- говорил о литературе. То лето для пего было тяжелым. Троц- кистско-бухаринские бандиты, агенты фа- шизма, злодейски умертвили единственного сына его — Максима Пешкова. Гнусные убийцы рассчитывали, что смерть любимого сына «повлияет на Горького и сделает его безобидным стариком». Этого, конечно, не могло произойти. Кто-то хорошо сказал об Алексее Максимовиче, что он еще в молодо- сти взял в руки перо, как меч. И после смерти сына, до конца дней своих Горький пером, как мечом, разил врагов советского народа. Подготовляя свой доклад, он писал: «Фашист, сбивающий ударом ноги в под- бородок рабочего голову его с позвонков, — это уже не зверь, а что-то несравнимо хуже зверя, это — безумное животное, подлежа- щее уничтожению...» Смердящие змеи поползли к сердцу Горь- кого. По заданию самого мерзкого из врагов на- рода, фашистского обер-бандита Иуды-Троц- кого, «право-троцкистский блок» — это змеиное скопище — принял решение об умерщвлении великого пролетарского писа- теля. Накануне с'езда один московский литера- тор рассказывал приезжим делегатам, что он был у Алексея Максимовича на даче поздно вечером и застал его у костра. Непривык- ший жаловаться на здоровье, Горький, ни к кому не обращаясь, говорил: — Устал, устал... Вечер был холодный. Суд над бандитами «право-троцкистского блока» показал всему миру, что, зная лю- бовь Горького к огню, грязный убийца Крюч- ков организовывал такие костры в холодную пору, чтобы подорвать здоровье великого пи- сателя. Подготовка к с'езду отняла у Горького много сил. На лице его была усталость. Но в речах его, произнесенных на с'езде, было пламя революционера. Он призывал к борьбе с фашизмом, этим средневековым варваром, вооруженным «от зубов до пяток», готовя- щим «новую всемирную бойню». Горький был могучим. И он жил бы еще долго «на радость всем трудящимся, на страх врагам рабочего класса» (И. Сталип). • • * Перед с'ездом Алексей Максимович писал о том, что писателям нужно «перезнако- миться, поговорить о многом». Он говорил, что это знакомство должно явиться «не ша- почным», а глубоким, профессиональным, творческим. Он призывал к изучению произ- ведений друг друга и оказанию взаимной по- мощи в работе, призывал «учиться уважать и ценить друг друга, как ценят друг друга бойцы на полях битвы». Он призывал к кол- лективной работе над книгами, к работе, ко- торая поможет писателям «хорошо узнать ДРУГ друга, перевоспитаться в людей, до- стойных великой эпохи...» Его знакомство с работниками художе- ственного слова было обширным. Он знал