Сибирские огни, 1938, № 2

блудным женкам и носить кривую казацкую саблю, чего не разрешалось даже остяцким князькам. -Но сколько ни служил норой и правдой Попугайко в толмачах и тайных языках, он чувствовал, что для казацкой братии он оставался -остяком. Стукнула задвижка. — Эй, бояре, сидельцы гостинные, взяла бы вас огасвища, нора в обход за шаньга- ми, -калачами и «дотом итти, — крикнул го- лос. — Без мешк'оты собирайся, караул дожидается. Несколько человек, зевая, потягиваясь и затяжно кашляя, выползли из своих лого- вищ. Началась громкая перебранка, бестол- ковый спор и беспричинная ругань. Узникам пропитание от казны но выдава- лось, хотя в счетных столбцах дьяк Ариа- дной до -последнего золотника выписывал в расход определенное законом колодничеокое кормление. Дьяк и воевода нашли легкий способ кормить ямных сидельцев. Кратко- срочные колодники ежедневно, под при- смотром казака, ходили по городу и выпра- шивали «христа-ради» пропитание. - Часто сборщики после обхода попадали вместе с караульным в кабак и дочиста пропивали все сборы. > — Э, да нашего полку прибыло, — про- тянул -кто-то из: колодников. — Сказывай, откуда и за -какие вины? — Однако, это — Попугайка-толмач, — узнал гулящий молах Лука, недавно вы- тряхнувший монастырскую кружку на про- пой. — За какие тя вины вверзли в смрад- ное узилище? — Не знаю, — бормотал Попугайко. — По воевгащину приказу. — Не мешкай! — волновался карауль- ный. — Эй, голь перекатная, живей, а то замок закину! Угроза подействовала. Очередные сборщи- ки гуськом двинулись к двери. В подземелья остались Попугайко, опаль- ный остяцкий князец Хшя, шаман Епишка и узники, закованные в ножные и ручные и ошейные железа, наглухо прикованные к своим -местам. Отдельно, посередине ямы, прислонив- шись к толстому столбу, сидел прикованный цепями за шею и ноги донской казак Иваш- ка Бидарь, самый старый из обитателей зем- ляной тюрьмы. Н-щсто ие знал, за что был сослан на Ка- ву Бидарь. Гласила молва, что Бидарь — великий и тяжелый преступник. Самим по- койным царем Михаилом Федоровичем было приказано ввергнуть его в яму, заковать и держать его с великим бережением вечно, по гроб жизни. Сказывали, будто бы Бидарь плюнул всенародно на портрет царя, -назвав его псом. Сам Бидарь. ничего не сказывал о своих винах, — еще до прихода на Каву ему на Москве но самый корень вырвали язык. Остяки, no лесному обычаю, не высказы- вали ни удивления, ни желания узнать при- чину появления Поиугайки в яме. В свою очередь Попугайко медлил с об'яснением и первый разгово-р с сородичами начал с не- значительных вестей, принесенных им из стойбища. Он рассказал о благополучии оле- ней, здоровье людей, перечислил встречи с родными и знакомыми Х-оии и Епишки, до- бросовестно, чуть ли не дословно, передал с ними беседы и мельком намекнул на шат- кость орды. Остяки равнодушно слушали, не перебивая и не задавая -вопросов. Помолчав, Попугайко повел 'разговор о се- бе. Он также обстоятельно описал двухднев- ные похождения в Кавском городке, на Хмелевской заимке и, наконец, стал расска- зывать -о воеводском допросе. — Не знаю, за что, — многозначительно говорил Попугайко, — я немилость за- служил. Скрывать расспросные речи было бы бес- полезно. Попугайко знал, что после его из- -ветного слова будут допрашиваться остяки и дело не минует излюбленной русскими оч- ной ставки. — Спрашивали еще, — как бы вспомнив, добавил Попугайко, — о кузнеце, что из- мевную стрелу ковал, и говорили по тво- ему-д-е, Хоня, почину и заказу он ее ладил. Последняя весть вызвала беспокойство Хоти. — Нашли кузнеца? — спросил он. Оба остяка не вполне доверяли Понугайке и в его рассказах усматривали некий умысел и подвох, хотя никто из остяцкой братии не подозревал отставного толмача в доноси- тельстве, к тому же, Попугайко, не в при- мер многим новокрещенцам остался верен старой лесной вере. — H-е знаю, — отвечал Попугайко. —• Надо быть... Беседу прервал проснувшийся конный ка- зацкий десятник Калина Гречанинов, поса- женный накануне за великое винопитие я посрамление матерными словами соборного попа Еремея, проходившего мимо кабака с крестом и святыми тайнами для причащения умирающего прихожанина. Калина считался воеводским любимцем, воинственным и справным казаком, первым