Сибирские огни, 1938, № 2

отроения, пестрые черепичные крыши, таи — тракторная станция. — Эх, старуха, старуха... А не нейти ли? — вдруг решает Назар. — А отчего бы я не пойти? № МТС не прогонят, там со всеми вежливо говорят. В самом деле, пой- ти. Старуха... Что она скажет? Я, может, трактор не видал и полюбопытствовал — •поглядеть. Я, может быть, к Аграчеву... Да... Старик спустился с бугра, пересек луга, ио кладкам перешел ручей. От него — ру- кой подать до усадьбы тракторной станции. — Была не была... Покатились, Назар. На пороге его встретила родная -старуха. Глаза у ней светились, она бросилась к старику: — Назарупгка!.. — Ну, ну, ты, старая...—засопел дед. — Я как будто отчество имею... Величать-то как забыла?.. Ловко!.. Он прижал ее к труди и гладил дрожа- щей" ладонью костлявую бабью слипу... Старики помирились. Вечером с работы прибежала дочка. Еще за дверью она услышала тяжелый говор отца. —• Ругаться приехал... Ну, будь, что бу- лет, — она решительно перешагнула по- рог. На столе стоял кипящий самовар, лежа- ли бублики. Белое облако пара поднималось к потолку. Лицо матери терялось за паром. Старик сидел с боку стола и, широко рас- ставив пятерню, хлюпая, с наслаждением пил из расписного блюдца чай. Назар насупился, засопел: не ожидал, что дочка внезапно накроет его за таким благодушием. Надо же показать отцовскую строгость, а то, бот знает, что подумать мо- жет. Чего доброго, вообразит себе, что он пришел прощенья у старухи просить и ее, вертлявую девку, уговаривать. Как бы не так! Покажи им свою слабость, — чего доброго, эти бабы тогда на шею сядут. Он перевел тяжелый взгляд на дочку: — Ну, как тут? — Папаня, — подошла к столу дочь. — Ну! — Ты не нукай, пожалей дочку —всту- пилась Марина. — Свое ведь чадо. — Ну! — опять тяжело вздохнул Назар. — Куда едешь, что нукаешь?! Ну, допу- сти... — Как жи... живешь? — делая послед- нюю попытку сдержаться, спросил старик. Сердце у него потеплело, обмякло. — Папайя! — бросилась дочка на шею старику. -— йшь ты, соскучилась... — удивился Назар. — А я-то думал на хороших хлебах и отца забыла... ...Еще надо сказать о последнем расколь- ничьем корне, о старце Селифонгии, и тошда будет все досказано нами. Последние дни ра-зум старца Селифонтия гораздо помутился, глаза его немигающими стали, — словно сизый дым исходил из глаз. Речь старца до того сделалась сбив- чива и туманна, что ие поймешь, что мол- вит он: то ли славословие возносит, то ли! хулу извергает. Раскольники сомневаться стали в молитвах -старцевых, бережно под руки они уводили старца из молельни в гор- ницы. В углу горенки стоял дубовый гроб, в нем старец опочивал от мирских дел. Однажды вышел старец на высокое рез- ное крылечко, с него, как на ладошке, вид- но все село, пожелтевшие нивы. Поглядел тускнеющими глазами старец на площадь,— •на ней народ в -праздничных нарядах, пляс- ка и песни, густая пыль висит над пло- щадью. — Чин сии людишки будут, которые в постный день, в пятницу соромно рого- чут? — ткнул костлявым пальцем старец. Круглолицая -стряпка, скоблившая на крыльце частиковую рыбу, весело крикнула старцу: — Трактористы с колхозницами хорово- ды -водят... — Кб... -но... — не выговорил чужое слово старец, пожелтевшее -сухое лицо его омрачилось, тряхнул о-н бородой и скрипуче прогнусавил: — Не дом, а Содом... Дили-дили-дон... Постарался и — вон... Тело его мелко тряслось -от беззвучного смеха, он стал опускаться с высокого крыль- ца, -постукивая посошком по гулким сту- пенькам. Стряпка предупредила старца: — Батюшка, к паужинку в -обрат пото- рапливайся. Старец воздел к небу глаза, сивая борода метнулась на ветерке: — Взалкал, взалкал оси. Даст бог день, даст бог и пищу. М-ож-ет, от меня кто кор- му поджидает, ась? Кшш... Кшш... Замахал он посох-ом иа, ворона, сидящего на тыну. -Ворон качнулся, прокаркал и, взмахнув крыльями, тяжело полетел в за- речную чащобу. Ушел старец, — так его больше и не ви- дели. Кинулись в горенку. Пусто. Внучатные сродственники и древние рас-