Сибирские огни, 1938, № 2

село. Сидя за рулем, Настя чувствовала се- бя счастливой. Она гордо поглядывала по сторонам: смотрят ли на нее кулугуры? На сельской улице от (грохочущих машин под- нялась пьгль. За ворота выбежали бабы, ре- бятишки, да и 'колхозники не прочь были посмотреть из тракторную колонну. Не по- думайте, что они не видели тракторов. Как бы не так! Трактора второй год поднимали колхозную землю. Но сегодня как не погля- деть! — на тракторе сидела девка. Дрожала земля, в избах звенели стекла. На 'высоком сиденье за рулем — Настя, в красной повязке и в темносинем комбинезо- не. Эх, бесстыдная 'Настя, как мужик, в штанах! Бабы тыкали пальцем: — Совсем стыд утеряла де-вка, ушла от отца без его волн, читает книги, сняла са- рафан и, чего доброго, еще закурит. Дой- дет дело и до этого, — всему научит та- башник Липатов. Настя не смущалась. Ее голова в крас- ной повязке качалась, как красный мак. — Здравствуй, здравствуй, лихая девка!.. Смотрите, как ловко она правит огромной машиной, которая, как зверь, рычит, — слушается Настю. Говорили: у бабы волос длинный, а ум короток, — смотрите, а вот Настька! Чем хуже парней?! Да, можно по- завидовать ей: на свою самостоятельную до- рожку выбивается. Ну, какое бабье сердце не позавидует! Меднобородый Михайлов, председатель колхоза, первый снял шапку и закричал' зычно, чтобы слыхала девушка: — Здравствуй, Евланова! Настя величаво улыбнулась, и колонна, не останавливаясь, прогрохотала рлыие. Босые ребятишки, как грачн за пахарем, ирытали по рубчикам на земле, которые ос- тавляли шпоры тракторов, — у ребят тоже своя радость. Настя до краев была наполнена счасть- ем, — весь день она бороздила пары. 'В эти минутки она вспоминала детство, ребячьи радости. Их было очень мало... Когда в поле проходила тракторная ко- лонна, Назар не вышел та улицу. Он дога- дывался, что там будет Настя. Старик за- бился в темный куток, перебирал рухлядь, швырял перепревшие шлеи, веревки, куски затертого войлока для хомутов, его сердце наполняла обида. Как ни цепко держался за. старое Назар, но оно уходило. Старик любил тихие вечера, когда, наработавшись, он воз- вращался с поля домой. Он сидел верхом на лошади, а сзади волочилась опрокинутая со- ха. Приезжал домой, и Марина торопливо собирала на стол ужин. Назар сильно уста- вал, но дома в эту минуту он был горд, — было ощущение своего превосходства перед бабой: он кормилец! Чорт возьми, ведь это руками Назара переворочено столько земли! Вот этот хлеб, который лежит на столе, это —• дело рук пахаря Назара. И вот все это уходит... Его Настька теперь лучше На- зара научилась ладить с землей. Года четы- ре назад, когда Назар впервые увидел трак- тор, — на сердце появилась грусть... В праздничные дни Назар любил ходить по межам узких полосок и любоваться на дело своих рук. На чьей полосе хлеб вышел добрее и лучше: у соседей или у него? 'Врожденная зависть крестьянина; поднима- лась в нем, когда у соседей хлеб рос гуще и тучней. Он и теперь по старой привычке сравнивал свои жалкие полоски с колхоз- ными полями и вздыхал: на колхозных ржи были густы, высоки, зыбились и лоснились, как дорогой куний мех, только кое-где си- нели васильки в них. Богато цвела гречиха. Стоял тихий солнечный день, с колхозной пасеки летели пчелы и над полем стоял приятный запах и жужжанье. Да, пышно цвели колхозные поля. Что может Назар противопоставить машине и новым людям? Ничего. Вон что наделали они: от сохи-веко- вуши сразу перешли к трактору. Пусть брюзжит и шлет анафемы старец' -Селифон- тий, но что он может поделать! Он может только раскладывать свои пятнадцать спи- чек, толкуя чертовщину из апокалипсиса. Назар теперь сам видит: кряхтя, поворачи- вается старая- жизнь, как земляной пласт под плугом... Но отчего же в нем горит обида, что раз- жигает ее? Назар крепко спал в былые дни на теплой лежанке, а теперь целые ночи он не может сомкпугь гла'з, охает, чешется. Старуха думает: привередничает Назар. Нет, не 'это, он и сам не разобрался, что это за думы, которые так тревожат его. Третьего дня его встретил 'Шаркатун и сказал веско: — Ты как знаешь, Назар, а я поворачи- ваю свою дорогу к ним. У Назара холодок пошел по сердцу, пере- сохло горло, и он, хватаясь за последнюю соломинку, спросил: — 'А ты, Максим, говорил со старцем? — Что мне старец! — махнул рукой Шар- итун. — Он сам. по себе, а я тоже. — Как так? Шаркатун поглядел на Назара задорно. — Старец — он на погост поглядывает, а я еще хочу по земле потопать. Старцеву правду я руками пощупать не могу, а их,—