Сибирские огни, 1938, № 2

•Старик замолчал. Мы смотрим на его воз- бужденное лицо, порывистые беспокойные пальцы, и перед нами жито встает образ Степки-песенника, энергичного, впечатли- тельного парня, артиста по натуре, которо- му котда-то очень больно, наступили на гор- ло. Старик прислушивается к вою пурги. Ветер попрежнему свистит и хлещет по ок- нам хлопьями снега. Сосны качаются, шу- мят. — Долго ли, коротко ли прошло тому вре- мя, только завел я лошадку. Ого! Имею, зна- чит, лошадь. «Ну, говорю, Миколай Митрич, слободу давай. Хозяином хочу быть, за же- ной поеду». «Волен, — отвечает мне хо- зяин, — только не рано ли с суконным-то рылом...» — Перед масляной, однако, поехал я за невестой. Да... А лошадка, по правде ^ска- зать, была незавидная. За путь-дорогу при- томился мой конек. Заехал я в деревню. Туг бы гаркнуть да прокатить с фасоном, а мой Рыжко едва ноги передвигает и вот-вот упа- дет на оглобли. На улице, как на грех, народ на лошадях катается. Летит это на- встречу мне тройка, вся в лентах, сбруя с переливами. А правит той тройкой племян- ник моего хозяина, соперник вроде бы. Гав- рилой звать. Слышу, кричит кто-то из ко- шевки: «Смотрите, Аксиньив жених на рысаке скачет!» — Подняли меня на смех. Аксинья туг же, в кошевке. Стыдно ей, видать, стало, отвернулась. " ! «Ну, держись, женишек!» — кричит мне Гавридо-то. — А лошади его — как звери, вот-вот затопчут. И бросил он тут аркан на моего Рыжку. Тройка рванула в сторону, сани пе- ревернулись. Рыжка захрапел в петле. Ме- ня стукнуло чем-то, я упал в беспамятстве. Только встал когда — в горячах-то ничего не чувствую. Сбежался народ. «Кровь у него, кровь!» — кричит кто-то. Схватился я за лицо. Глаз-то не откры- вается. Кровина хлещет. Глаза-то нет... Тут же издохла лошадь... И потерял я девку... Отец-то отказал мне. Куда я, калека безло- шадная! Приехал к ним вскоре жених бога- тый. А Аксинья — головой, да й прорубь... Рассказчик замолчал. В избе стояла полу- тьма. В лампе выгорел керосин и она по- гасла. 6. Хозяева спят в соседней комнате. Притих в своей постатп летчик. Слышно, как у его нзголовья постукивают дорожные часики с светящимися римскими цифрами. Пурга за- тихает. Из чащи леса 'все тише и тише до- носятся ее вздохи. Она уходвт куда-то даль- ше, на север. Я приподнимаюсь на локоть, чтобы взглянуть на часы. — Не спишь? — вдруг спрашивает ме- ня Виктор. —| Я тоже не могу заснуть. Не- веселую, брат, историйку рассказал нам старик... Сколько время-то? Два? По-москов- ски десять. Концерты идут. Поймаем? В радиоприемнике вспыхнула лампочка. И сразу же заплакала скрипка. Это было так неожиданно, что я вздрогнул, а Виктор бросился к двери и плотно прикрыл ее, что- бы не разбудить стариков. Тихие, низкие, щемящие, .ноты наплыва- ют, растут, заполняют всю комнату. — Женщина плачет, — взволнованно шепчет летчик. Мне тоже кажется, что плачет не скрип- ка, а женщина. Вот она стоит, наклонив- шись, у придорожного креста и ее сгорб- ленная тень стелется но узкой грязной по- лосе земли. Свистит ветер. Слышится кан- дальный звон, лязг цепей. Слякоть. По кры- шам этапов барабанит осенний дождь. Идут люди, скованные железом. Цепи да люди. А на 1 ! ними угрожающе воет и стонет тайга. Виктор подошел к приемнику. Лицо по- мрачнело, нахмурилось. Но вот радио бросает несколько бурных высоких аккордов. Они проносятся по ком- нате, словно весенний ветер. Раздаются, как выстрелы, удары барабана и скрипки. В комнату летят, словно из полных пригорш- ней, мощные волнующие звуки. А после минутной паузы — аккорды, тихие, низкие, как затихающие раскаты пронесшейся бу- ри. Они нежно пенятся и гаснут, рождая ощущение радости, солнца... В комнате наступает прежняя тишина. Равномерно постукивают наши дорожные ча- сики. Слышно., так за дверью по-стариков- ски ворочается во сне Степан Петрович. Но Виктор не выключил приемник. И он снова связывает вас с Москвой. — Декада советской музыки, — сооб- щает Москва, — закончилась. Первая пре- мия присуждена за симфонию «Сибирь». Автор — молодой композитор, урож'евец де- ревни Пихтовки Сибирского края Василий Бубенцов. В консерваторию поступил в ты- сяча девятьсот... Радио замолчало. 7, Утром нас разбудил гудок. Он был резкий и протяжный. Летчик вскочил с постели встревоженный: