Сибирские огни, 1938, № 2

«Песнь Алеши Поповича». А как. призем- люсь — точка. Скупые олова летчика задели какую-то затаенную струну старика. Степан Петрович задумался /и тихо, мечтательно повторил: — Певал и я... Приземлиться не мог только. Земли что ли .такой не было для ме- ня или еще что, но не приземлился... Потом совершенно неожиданно начал рас- сказывать: — А было это, летные люди, так... И мы долго слушали грустное повествова- ние старика. 5. Стенка-песенник, как называли тогда Сте- пана Петровича, возвращался на паре .лоша- дей с соседнего станка домой. Хозяин его, богатый жадный мужик, держал ямщину, и Степану почти калсдый день приходилось во- зить кого-нибудь из проезжего (начальства то в одну, то в другую сторону тракта. Вперед, с начальством, лошади мчались во весь опор. Как только выезжали за околи- цу, Степан встряхивал возжами а лихо при- крикивал: — Эй вы, полуаи-соколигаи! Лошади рвались с места, словно взлетали на воздух. Седоки хватались за борта те- лежки. Колокольчики сбивались с такта, за- хлебывались и уж всю дорогу не .могли притаи в себя. Колеса с шумом разбрасыва- ли по сторонам желтоватый таежный песок. Ветер рвал фуражки, свистел в ушах. Мель- кали сосны. А 'Степан не успокаивался: — Соколики мои! Таков был обычай ямщицкой езды. Обратно, порожняком, ямщик ездил мел- кой рысцой. Это был тоже обычай. — И вот однажды еду я это обратно и маленько задумался, — рассказывает ста- рик. — А дело было вечером. Из падей по- тянуло холодком. В тайге было так тихо, что звенело в ушах. И вдруг закуковала ку- кушка. Порхнет впереди меня и закукует: «ку-ку». Только я проеду, — она опять вы- летит вперед и .— «ку-ку». Словно бы со- провождает. Много я слыхивал кукушек, а эта за сердце взяла. Велика ли у ней пес- ня, всего две ноты: выше — ниже, а серд- це щемит, грусть такая 'напала, будто бы ты в клетке, и тебе хочется сделать что-то, а чего — не знаю... Взмахнул я бичом и со всего размаха хлестнул по кореннику. Ло- шади метнулись, забрякали колокольцы. А я их опять бичом, опять. Пыль столбом. Не- сусь я один-одинешенек по темному лесу, словно ошалелый. Но слышу — будто где-то поют. Осадил лошадей. Верно — поют. Ви- жу — костер блеснул и вокруг; него песня вроде бы стелется. Запевала затягивает. Ах ты, ноченька, ночка темная. — Голоса пристают, подголоски подхва- тывают, один, (высокий, заливается, выносит: Ночка темная, ночь осенняя... — Хорошо пели. Лошади у меня наво- стрили уши, пошли шагом, колокольцы — как заглохли. Замолчала кукушка. А я сижу в тарантасе и трясусь. — Увидел тут сверток. (Пели-то в знако- мой деревне, песенниками славилась). Дай, думаю, заверну. Под ехал, а у них песня уже кончилась. Да... Пристали тут ко мне: спой да спой, Степан. Слава-то обо мне, при- знаться, далеко шла. Бывало, еду лесом по тракту п заливаюсь во весь голос. Парии в деревнях, как заслышат, — сжимают гар- мошки, говорят: «Степка-песенник едет». Девки выбегают на улицу, шепчут: «Сте- панка поет». Я еду далеко, в лесу, а в де- ревне идет слух от избы к избе: «Поет Сте- панка»... И вот просят меня парни: «Спой, Степан, любимую». И на этот случай наи- лучшего подголоска подобрали — Аксинью. Раскрасавица была девка: закроет глаза — ночь, откроет — вроде бы солнышко взой- дет. Не утерпел я тут, начал. Аксинья стоит рядом и голосок ее, как ручей, звенит и вливается в мой, как в широкую реку. И так это мы с ней хорошо спелись, что кончать неохота. Закончим одну песню, начинаем другую. Лошади мои стояли^стоялй и пошли потихоньку. Мне бы крикнуть на них, а я иду за телегой и вывожу: Не 'белы онеги во отолс забелялись... — Аксинья, как сейчас помню, подхваты- вает песню и заносит ее голосом высоко- высоко, словно бы сама куда-то летит. По тайге эхо разносится. В груди у меня ра- дость неописуемая, сердце замирает. Пове- рите ли, земли не чувствую под ногами. Вое бы, кажется, перевернул. Зонт вроде бы на- до мной распустился, парашют то-есть. Не утерпел я и говорю (а девка эта, сознаться, давно у меня была на примете): «Поедем, Аксинья, со мной, женой назову». — Оборвала она песню, припала головой к плечу, да согласия не дает. «— Куда? В работницы? Нет, Степан, не пойду к Вывороту (это так в округе хозяи- на моего называли). Поставь, говорит, свою избушку, заведи хоть какую ни на будь ло- шаденку — посылай сватов». —• Избушку! Легко оказать. Эх, девка-, судьба, видно! Пал я в тарантас и давай хлестать лошадей. В пену вогнал...