Сибирские огни, 1938, № 2

(Из кухни идет парной запах тоста. По сковородке шелестит помазок, трещит масло. Слышно как один за другим шлепают на стол блины. — Как она их ловко чикает! — восхи- щается старик и, присаживаясь рядом с на- ми к печке-, совершенно неожиданно, как бы отвечая на какой-то свой вопрос, добавля- ет: — А песни воть не умоет. Да, на это она не мастерица^.. «Нет, он еще ие совсем стар, ваш госте- приимный хозяин» — решаю я, вглядываясь в Степана Петровича. Жизнь, видать, помяла «по порядочно. Об этом -говорят и впалые щеки, и глубокие морщины на лбу, и густая сорта всклокоченной бородки. Но IBC'C это как-то скрадывается подвижностью и энер- гией, которыми начинен этот 'Широкоплечий человек. Руки у него постоянно в движении, ноги суетливы, единственный глаз светится живым ласковым огоньком. Говорит Степан Петрович грудным, очень приятным голосом. 'Это возбуждает догадку, что был он когда- то лихим песенником. Но вот, кажется, старик успокоился. Си- дит у огня и так же, как мы, греет руки; о чем-то задумался. Так проходит минута, две. Но вдруг он спохватился, -соскочил со скамьи. — Что же это сижу я, на почту надо ехать! — И сразу же заворчал: — Пишите, что сделали вынужденную посадку... Челюс- кинцы нашлись! Летчик, видимо, примирился с хозяйско- ворчливым тоном старика, покорно начал со- ставлять текст телеграммы. А голос Степана Петровича уже гудел в кухне: — Марья, дай новую шубу! В нашу комнату он зашел уже одетым и как-то особенно нежно сообщил: — В зипуне ни за что Воронко к себе- не допустит. Аккуратность любит лошадка. Что- бы там в рваном, а ли нараспашку — ни бо- же мой! Серьезный конек... Телеграмма еще •не готова.? Через некоторое время та ограде послы- шался певучий скрош полозьев и веселый голос старика: — Эй вы, толуаи^сошяки! Летчик припал к заморзшему окну. — Не надо было пускать старика, за- мерзнет. Вишь как крутит... 3 В окна, ' залепленные снегом, струится скудный, бледноватый свет. В комнате тог особенный полумрак, при котором все цвета как бы линяют, приобретают окучный серо- ватый оттенок. Половики, разостланные но избе, полотенца на окнах и расписной гол- бец — словно прикрыты марлей. И только около порога мечется суетливый луч' света, вырвавшийся из железной печки. Он весело играет оранжевой окраской половика и то уменьшается, освещая пятно величиной с ладонь, то вдруг выбрасывается длинным языком вдоль комнаты и выхватывает весь рисунок половиц. Как, должно быть, весело играют цвета этой комнаты, когда в нее заглядывает солн- це! Но когда оно здесь бывает? Летом его закрывают сосны, зимой — беспрерывно бу- шуют метели... Дом стоит в просеке тайги, в заветрии. Мы слышим только, как тдето в отдалении, по верхушкам леса, гуляет ветер. Тайга от- вечает угрюмым протяжным гулом, словпо стонет. Временами ураган 'неожиданно сры- вается сверху, падает в просеку, и тогда кажется, что мы сидим на дне котлована. Снежные вихри мечутся, кружатся вокруг дома, взвизгивают, быот лапами сосен по крыше. Из углов комнаты ползет темнота н гасит последние струйки света. Темно. Плохо за- крепленный ставень беспрерывно хлопает в стену, скрипят шарниры. Хозяйка приносит лампу. Огонек освещает окно, промерзшие стекла искрятся. Лампа горит вяло. Огонек ее мерцает пугливо и зыбко. Беспомощный огонек в снежной сти- хии. Силы 'его света едва хватает на не- сколько шагов. Там он упирается в вековеч- ные стволы тайги, в мутную стену метели и гаснет. В голову лезут невеселые мысли. Вся жизнь здесь стиснута лесом. На сотни верст не встретишь ни широких нолей, ни залив- ных лугов. Все лес, лес. Вековечный и бес- страстный. Деревни он прижал к берегам ре- чек, а для покоса и пашен уступил малень- кие поляны, на которых растет только яч- мень. Стоят эти таежные поселки, не поме- ченные даже на карте, на сотни верст от железной дороги, связанные между собой только проселочными тропами. Зимние вьюги переметают и эти тропы, рвут последние ни- ти связи с миром... Пурга точно аккомпанирует невеселым мыслям. Она снова спускается в просеку и неистовым шквалом, с шумом и свистом на- летает н« крышу. Изба вздрагивает, ставни срываются с петель и со всего размаха хло- пают в стену. За дверями раздается треск, и что-то громоздкое валится... Сосны наклони- лись над потолком и жалобно стучатся, слов- но ищут у человека защиты от вьюги...