Сибирские огни, 1938, № 2

у ТРИ ВСТРЕЧИ ПРОФЕССОРА СОБОЛЕВСКОГО 1 В вечерний час буранного февраля двадца- того -года профессор Юрий Михайлович Со- болевский задумчиво сидел в кабинете. Ве- тер (стонал за окном. На коленях профессо- ра лежала раскрытая (книга. Это был иска- тель человеческого счастья — друг юно- сти — Гельвеций. Пожалуй, но смог бы об'яснйть Юрий Михайлович, почему имен- но в этот вьюжный вечер он листал стра- ницы полузабытой 'книгам Причина, конечно, была. В одной из па- лат лежал тяжело раненый в брюшную по- лость командир из части пятой армии. Гро- мадный, недвижный, накрытый мягким одея- лом, лежал он о необычайным (блеском в глубоко запавших глазах. Казалось, что по- пал он в ату неподходящую для него обста- новку случайно, прилег отдохнуть от боль- шой усталости. Юрий Михайлович делал сегодня обход. У кровати командира он остановился, сел. Пульс был слабый, жизнь готовилась за- вершить свой 'круг. Профессор дал распоря- жение о морфии и (сказал раненому: —' Все обстоит благополучно, мой друг. Ончекавал то, что по установившейся тра- диции (всегда говорят врачи безнадежным пациентам. Тот тихо проговорил: — Не в отом дело, доктор. Я понимаю. Вы скажите вот что... — Он сделал корот- кую паузу п, сосредоточенно глядя ему в гла- за, спраснл: — Страшно умирать или нет? Вопрос озадачил Юрия Михайловича. Он хотел сказать, что больному нельзя разго- варивать, надо лежать спокойно и все бу- дет хорошо. Но командир, предупредив про- фессора, ответил сам: —• Конечно страшно, когда человек ниче- го не сделал в жизни и не знает, что будет впереди... Мне не страшно. Умру, — и вы это знаете. Только. нельзя человеку прями- ком 1в глаза говорить это. Мне — можно. А почему?.. Когда-то сильные пальцы слабо надавили руку профессора. —• Лежал и думал, — командир глубоко вздохнул,—о счастье думал. Да-а, о счастье. Может, вы знали это дело раньше, а я... нет. Что это за штука была? Он закрыл глаза. Ог прикосновения ху- дых и холодных пальцев и от неожиданно- го разговора Юрий Михайлович испытывал необычное для него волнение. — На фронте не думал—некогда. А вот тут запала дума... Путь открыт теперь. Пальцы недвижно лежали на руке про- фессора. Пауза была длительной. Потом командир открыл глаза. В них (все еще был горячий блеск. И снова тяжело опустил веки. —• У нас на Урале снега громадные, — почти шопотом проговорил он. — А пробьют дорогу — она такая светлая, широкая... Вот и не страшно. Ида, куда хочешь. Вешки наставлены — не сплутаешь. Солнце... Хо- рошо. ...Юрий Михайлович дома долго в раз- думье ходил но 'комнате. Умирая, командир говорил о том, что когда-то так волновало Юрия Михайловича. Но то были мечтания, а командир говорил о реальности, о мечте, рожденной жизнью. И незаметно для себя Юрий Михайлович провел аналогию между командиром Быковским из Уральского заво- да и... Гельвецием. Вначале она показалась абсурдной и даже грубой. Никакой связи. Но чем больше он думал об этом, тем она ста- новилась четче. Он взял том Гельвеция. Читалось плохо. Философские искания поэта и прекрасные строфы поэмы никли перед обликом простого и, может быть, даже гру- бого в жизни человека, для которого путь к счастью был открыт в жестокой классовой борьбе. Он шел к нему с открытыми глаза- ми, волевой я сильный. Он просто и ясно