Сибирские огни, 1938, № 2

дения, стаскивали илимки с мели и выводи- ли их на глубокую воду. К удивлению казаков, орда не беспокоила. Илимки спокойно дремали на середине реки, недоступные для полета остяцких стрел. На желтых отмелях и косах посвистывали стай - ки белокрылых куличков. Казаки, ходившие в ночную разведку за перекат, не видели зарева остяцких костров. — Теперь они меня не проведут, — вор- чал Ковригин. — Опять замыслили на пере- кате нас перехватить. Ишь, притаились. Ко- стры не палят. Два дня в неведении и тревоге воевали казаки с шмарами. На третью ночь после боя, под ушро, при- бежал из остяцкого плена к илимкам пашен- ный муаик-лдащик Гаврйлто Редькин и рас- сказал, что орда разными лесными, дорогами и водяным -путем из-под переката ушла. —- Остяки промеж себя балакали, — ска- зывал Гаврилко, — пришлите казаки с Озерной, многое число, -все в панцырях, куяюах, и руяоейны, и пушечны, и лошади - ны и погромили задних остяков, а вождей Сянтлю да Лычку в полон поимали. Теперь под Верхний острожек идут для промысла и выручки, а острожек — цел, сидит в оса- де и бережении. —• Калина — никто другой, — догадались повеселевшие казаки. Загремели якоря. Мужики одели лямки. Бечевы натянулись. И снова тупоносые илимки, буравя желтую воду, потянулись к Шаманскому перекату, где маячила одино- кая лиственница. 4. Передом на взмышенн-ом жеребце с двумя казаками -прискакал Савва Хмелев в Верхний острожек и принес (радостную весть об -остяц- ком погроме. В острожке отслужили благодарственный молебен и приготовились достойно встретить избавителей. И. -как только узнали через дозорных о приближении отряда, все жители острожка с иконами, крестами, подсвечниками, под звон одинокого колокола на ветхой звонни- це, во главе с попом Арсением, Васькой Жернаковым и другими чиновными казаками и лучшими жильцами вышли навстречу да- леко за острожные стены. После обильных поцелуев, 'радостного плача, поздравлений и разговоров, крестный ход, теперь во главе с Кал-ивой Гречаниновым, -Саввой Хмелевым, Васькой Жернаковым и казаками, направил- ся к церковной -ограде для нового благодар- ственного молебствия. Сюда же для большей 5 козни были притащены пленные остяки. Ка- зацкие и жилециио женки, оказавшиеся в- задних рядах -молящихся, 'рядом с пленными., остяками, не окупились на шинки и оплеухи между -земными и поясными поклонами. После молебствия все отправились к вин- ному государеву погребу. На великих радо- стях, по настоянию Калины, Васька Жерна- ков разрешил выдать не только походное-' государево питье, по и имянинное — за здра- вие царевны Анны Михайловны, день ангела которой приходился как раз на будущей не- |Ьле. ЖитнйчЮьгй дьячок, ведавший расходом ви- на и меда, окончив раздачу государева пи- тия, разверпул.расходную тетрадь и, после, глубоких размышлений, нетвердо начертал.. «дано вина ч и меду перед одним погребом вдвое того»лДальше писание ие двигалось. Засунув свиток за божницу, дьячок допил жбан, запер па замок дверь и, пошатываясь, поплелся к приказчику сдавать ключи. Вечером острожек шумел и играл, как тя - ж-елый улей перед началом роения. Поп Ар- сений, упившись, заснул в церковной -сто- рожке, и сколько его ни тряс трепезник к вечерне, он только мычал и лягался. На следующий день в опохмеляющийся острожек приплыла -кавспия подмога. В приказной избе начались совещания о дальнейшем умиротторительстве остяков. Авраам Ковригин побаивался преследовать остяков в лесных местах. Он спрашивал со- вета казацких десятников и бывалых ка- заков. Казацкие десятники, насупясь, мол- чали и переглядывались друг с другом. Ка- лина Гречанинов после вечерней попойки не пришел в себя и, забившись в угол, лечился капустным .рассолом. — Ну, раз. все молчат, — обратился Ав- раам Ковригин к Саше, — сказывай перве слово ты. — Побивать зря остячишек тоже не след, зарделся Савва; он знал, что выска- зывает общее мнение казаков. — Один убы- ток государевой ясачн-ой казне. И так их дивное число побили, и гораздо остяцкая зем- ля поредела. Кто государев ясак на буду- щие годы промышлять будет? — А ты, Калина, как думаешь? — спро- сил Кавришн. —- -Думаю, хмелю много переложили в брату, — ответил Калина, — такое дело для головы самой вред. Сегодня ты за меня ду- май! — заключил он и снова принялся за рассол. — Моя дума такая, — наконец, -высказал-