Сибирские огни, 1937, № 5-6
— То-есть, к шайке грабителей и бан дитов? Сухов вспыхнул: — Нет, партия Ленина никогда не за нималась грабежом!.. Это вы, воспитаиные самодержавием, столетия пьете кровь и пот трудящихся... — Замолчать! — привскочил Волков,— Отвечайте на вопросы, а не агитируйте: здесь вам не митинг... Скажите, где укры лись барнаульские совдепщики Цаплин, Ка заков и Присягни?.. — Мне это неизвестпо, — резко отве тил Сухов. — Но если бы я и знал, то ни какие силы не заставили бы меня сказать... Поручик Любимцев подскочил к Сухову с намерением ударить, но Волков остановил его: — Подождите, поручик, успеете... А что вы знаете... товарищ Сухов, о Сулиме — вашем начальнике штаба? — допытывался Волков, особенно подчеркивая слово «това рищ». — Я вам не товарищ. Я — боец рево люции, а не изменник, не предатель дела партии и пролетариата... Поручик Любимцев ударил его в лицо. — Мы тебя, сволочь, заставим гово рить по-настоящему, — он скрутил руки Сухова назад и вытолкнул из дома в круг казаков. — Мы тебя заставим... Отплевываясь кровью, Сухов крикнул: — Я знаю свою судьбу... Но помните, скоро и для вас наступит час расплаты... — В нагайки!..—бешенео заорал выбежав ший на крыльцо полковник Волков. От сильного удара по голове Сухов упад на землю, и сейчас же его спину, плечи, по ясницу рванули десятки обжигающих уда ров. Он не вскрикнул ни разу, не попро сил пощады, а до крови закусив нижнюю губу, недвижным пластом лежал на земле. Казалось, он был мертв, когда казаки под няли его за руки и оттащили в штаб. Около полуночи Сухов пришел в созна ние. Все тело ныло от режущей боли, трудно было пошевелиться. На столе горела тусклым огоньком ке росиновая лампа, и в окно заглядывал бо родатый казак. Позднее в комнату вошел поручик Лю бимцев. — Полковник приказал передать, что если ты сообщишь нужные нам сведения, он сохранит тебе жизнь... Вот тебе лист бумаги и карандаш... Поручик поставил лампу на пол перед Суховым и вышел. Перед огоньком всегда хорошо думается, и Сухов перебрал в памяти весь тяжелый путь, пройденный отрядом, от Кольчугино до Тюн- гура, почти до границы Монголии; вспомнил масляные глаза предателя эсера, встретивше гося на пути в Катанду, вспомнил Жебуры- кина, изменившего отряду... — Тоже были ...«революционеры...» Пре датели!.. — шепчут окрола©лептые губы. Через эти нагромождения событий, лип, погибших товарищей, вдруг ясно представи лась жена... дети... и рука невольно потяну лась к карандашу. Преодолевая мучительные боли, он дрожа щей рукой выводит неровные буквы па боль шом листе бумаги. — Я завещаю вам непреклонную борьбу с врагами революции... — ему кажется, что перед ним стоят его малолетний сын и при емный мальчик и это им он говорит свои по следние слова. — Я умираю, верю, что побе да будет за рабочим классом, ему принадле жит будущее... Он хочет очень многое сказать в этом письме, но вдруг вспоминает, что письмо ни куда не пойдет, и обессилевшие пальцы вы пускают карандаш. Положив голову на левую руку, он снова впадает в забытье... Рано утром, когда солнце выглянуло из- за гор, поручик Любимцев ударом сапога раз будил Сухова. — Вставай!.. Мы тебя отправим... к това рищам совдепчикаМ... Сухов не мог итти, ноги были точно свя заны, и с каждым движением острые иглы боли пронизывали тело. Через всю деревню, до берега его вели под руки два казака. У берега шумной зеленоводпой Латуни по ручик остановил и построил казаков. Собрав последние силы, Сухов крикнул: — Вы расстреляли моих товарищей, рас стреляйте и меня, но вам не расстрелять рабо чий класс, не уничтожить ту идею, за которут* мы умираем... Час возмездия — недалек!.. Со страшным грохотом ударил залп. Сухов упал... Горы сдвинулись, закрыли солнце, заглу шили шум реки... Так умер бесстрашный боец, гордый орел, сын рабочего класса — большевик Петр Федо рович Сухов. X. ГИБЕЛЬ РАЗВЕДКИ СУЛИМА Разведывательная группа Сулима с боль шим трудом поднялась на гору Байду. Итти было тяжело. Обессилевшие и взмокшие крас ногвардейцы валились на землю.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2