Сибирские огни, 1937, № 5-6
V н - И • НАУМОВ ДЕД МАТВЕЙ ОЧЕРК1 В начале сентября 188... года мне был представлен приговор Б-го сельского схода об удалении административным порядком па счет общества в дальнейшие пределы Сибири крестьянина села Б— а Матвея Степашова Ши- гина, семидесяти восьми лет, за неуживчи вость и строптивость нрава, как было выра жено в приговоре. Несмотря на то, что при говор сам по себе терял уже свою силу, вследствие возраста Шигина, перешедше го за пределы тех лет, до которых закон до пускает ссылку, я все-таки при первой же поездке в село Б. в числе других дел взял и этот приговор. Меня крайне интересовало узнать, в чем именно выражалась «¡неужив чивость и строптивость нрава» Шигина, вызвавшая со стороны сельского общества применение к нему такой жесткой меры на казания, как удаление из того общества, сре ди которого он прожил свою' многолетнюю жизнь. По дороге в Б. во время перепряжки ло шадей, в разговорах с крестьянами я рас спрашивал их между прочим о личности Ш и гина, но получал везде один ответ: «не зна ем! живем в стороне — где всех-то узнать!», и только в ближайшей к Б— у станции хо зяин земской квартиры пожилой, неглупый крестьянин, два трехлетия прослуживший волостным начальником и потому хорошо знакомый с жизнью каждой деревни и села Б— ной волости и считавшийся, к тому же, человеком честным и правдивым, на вопрос мой: знает ли он в селе Б. крестьянина Мат вея Шигина, ответил: — Знаю, как не знать! Уж деда Матвея не знать бы! — с иронией произнес он, — от него уж и собачки-то, поди, бегают, не токмо люди; по всей округе молва-то ходит «б ном! 1 Н. А. Наумов — дореволюционный гаиса- тедьосибиряк, умерший в 1901 г. Публикуемый очерк «Дед Матвей» до настоящего времени нигде не печатался (Ред.). — Вот как! А что же, худая или добрая молва-то ходит об нем? — опросил я. —- Мало же кто похвалит его! — как-то загадочно ответил он: — строптивый ста ричонка, ндравиый. Не найдешь, поди, чело века, которого бы он не обругал аль не об нес каким словом. — За что же? — А так вот, за что почтет, .— уклончи во ответил он. — Так, значит, он худой человек, а? — допытывал я. — Да как сказать вашей милости, какое слово? Ровно и не приберешь сразу-то. Ху дым его тоже ничем не покоришь, да и до- брого-то слова не вымолвишь... вот и суди каков человек! — Он семейный? — Не-ет. В одной душе ' стоит теперь... одинешенек. Был у него сын, да помер; вдо- вуха-то, сыновняя жена, замуж вышла в го род — за мещанина, сказывают, — так он одпн и живет теперь. Хлеба уж не сеет — не под силу, а рыбачит, — рыбак он, —- тем и кормится. Чудной он какой-то: нало вит рыбьгто мордами, самоловами — и див но наловит — а нет, чтоб продать, как дру гие, а у кого на хлеб променят ее, у кого на лук, а у кого, к примеру сказать, на кар тофель, а боле даром раздаст, особливо бед- ноте-то, — бери сколь хошь. А приди вот к нему богатенький мужичок купить на деньги, так Матвей-то излает его... што собака, про сти господи, и двери на запор! ■— Да что же он лает на них? — об’ясни ты мне, я все-таки понять не могу. — А вот и говорю — за што почтет, так п понпмай. Суди, в уме ли человек: однова это, скажу тебе, жил у них. в селе-то госпо дин исправник дня два или три время: под ряды сдавал на свозку арестантов да мост строить... ну, и прослышал,4 што Матвей стерлядь поймал матерую, ж ую рыбппу, па диво! Ну, и присылает к нему стражника
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2