Сибирские огни, 1937, № 4
ко, сколько Лелеснев получал за четыре ра ботных дня. Коровы подходящей не было, все какие-то заморенные, будто на них, а не на конях возили хозяева руду. Плюнул рудознатец в лужу, побрел дальше. В ножевой линии присмотрел меньшему сыну гарусную опояску. Подвернулся чабан парчевый, опушен соболем, старшему будет впору. Цена не малая: четыре целковых без запроса. Зато добрый чабан; соболь сед, как самого Федора Лелеснева волосы вокруг лысины, и какой была бы борода, если бы ее не полагалось брить. И другой подвер нулся чабан камчатского бобра — среднему сыну. А невесткам накупил посуды фарфоровой, расписанной диковинными цветами. Приба вил и оловянной. Прихватил алых юбок и еще кое-чего, завязал все в узел, крякнул, понес. Надо чего-нибудь взять внучатам. Ос тановился у офени-лапотника, как видно пришедшего сюда из-за хребта Уральского, стал выбирать раскрашенную картинку. Одна картинка особенно понравилась рудо знатцу. Изображен был летящий «денежный дьявол». Обеими когтистыми руками он рас сыпал деньги, сыпал их и другим способом из-под хвоста. Физиономия у дьявола была благообразная, опушенная круглой темной бородкой. Вверху, вслед за дьяволом, ехал верхом на маленьком хилом чорте госпо дин стряпчий. В каждое плечо стряпчего воткнуто по перу. Люди разных званий на перебой ловили монеты, роняемые дьяволом. — Ой, хороша картинка! — сказал офе ня. — Возьми, дядюшка, ребятишкам в заба ву и себе в поучение. Зри, что подписано тут. И рудознатец прочел по складам: «Купец ростовщик, мздоимец, секретарь лихоимец, господин наглец без милости с крестьянина дерут. Спроси гуся, не зябнут ли ноги? Вы, которые хотите ругатися над сим позо рищем, не отдаете ли всякой достодолжной части деньгам?» Рудознатец ухмыльнулся, потом задумал ся, покачал головой и — купил картинку. Едва успел он запрятать ее в узел с наку пленным добром, как народ хлынул, шумя и толкаясь, с базарной площади к заводу. За вертело, понесло н Федора Лелеснева. Все побежали смотреть казнь над пойманным беглецом. Рынок опустел. Остались одни джунгарскпе купцы со своими верблюдами. Зрелище было привычное. Палач, поблес кивая лысиной, равнодушно сказал: «Под- держись». Голая спина беглеца, привязанно го к деревянной «кобыле», выгнулась высо кой дугой. Было видно, что спина посинела, вздрагивала от холода или страха. Заметны были на ней старые рубцы. Только одна спи на. Лицо прижато к доске. Палач вздохнул глубоко, набирая в себя воздух. Полагалось ему пройти пятнадцать шагов до кобылы и уж потом ударить. Вот он стал приближаться шагом очень медлеп- ным, размеренным, аккуратным. Кнут из бычачьей шкуры тащился между его ног по лужам. Вид палача напомнил Федору Лелес неву того, изображенного на картинке, ле тящего и сыплящего деньги. Такое же благо образное лицо, круглая черная борода, лысина. Приблизясь вплотную, палач подскочил и. взметнув кнут, ожог эту синеватую голую спину свистящим ударом. Удар нанесен с правого плеча по ребрам под левый бок. На род ахнул, заговорил. Так было всегда. Лю ди толкали друг друга, пробираясь поближе, волнуясь, желая видеть все подробности. Это была жалость и запрятанный где-то глу боко, запертый на семьдесят семь замков, как Селезень в Кузнецком остроге, гнев. Солдаты прикладами отгоняли самых лю бопытных. Один мастеровой, смуглый, кост лявый, обиделся на солдата, который ткнул его прикладом в живот. — Ты что, пес дворовый, шкура продаж ная?! — кричал мастеровой высоким, напря женно звенящим голосом. — У меня и так печонки отшиблены, пес! Ему уже крутили руки. Завыла, упав на землю, женщина-кликуша. Палач, не обра щая на это никакого внимания, продолжал свою работу. На спине узника крестообраз ным узором сплетались багровые полосы. Кнут свистел резко и заунывно. Слух у Фе дора Лелеснева был еще не так плох и пришло рудознатцу в голову, что так сви стят горные змеи. Не раз приходилось Леле сневу слышать ночами в горах некий свист, змеиный, по мнению мастеровых. — Плохо кнут в молоке мочен, — сказал Федор Лелеснев пожилому рабочему, стояще му рядом. — Свистит, как змей. Тот ответил: — Вот Яшка Косой был —■это палач! Завсегда кнут в уксусе вываривал. А сей не гораздо учен, сразу видать. Старики разговорились о палачах, их при емах, но тем временем наказание было кон чено. Палач отбросил кнут и жадно припал губами к штофу водки. Помощники палача отвязали от кобылы наказанного. Федор' Лелеснев развел руками.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2