Сибирские огни, 1937, № 4
торой прямые высказывания автора или пер сонажей могут неожиданно потерять вся кую убедительность, или даже приобрести прямо противоположный смысл. Если, напри мер, герои романа на каждом шагу воскли цают: «О, какой прекрасной, радостной, изу мительной, многообразной жизнью мы жи вем!» — а сама-то жизнь в романе показа на бесцветной, плоской и скучной, и люди — серыми, пошлыми и мертвенькими, то по добные восклицания прозвучат для чуткого читателя явно издевательски. Все эти соображения и заставляют нас уделить место разбору некоторых произве дений, появившихся в прошлом году па стра ницах «Сибирских Огней». 2 . Художественная убогость романа Г. Вят- кина «Открытыми глазами» ни у кого не вызывала сомнения. Однако, бывший редак тор «Сибирских Огней», тов. Высоцкий, счел роман свидетельством внутренней перестрой ки автора, в прошлом активно подвизавше гося на страницах колчаковской печати, и предоставил ему место на страницах журна- ла. Чем лее пленило творение Г. Вяткина сердце редактора? Раскроем первую страницу романа. Молодой врач Лия Генман собирается ехать в совхоз, на обслуживание посевной кампа нии. Она с грустью перебирает вещи давно погибшего маленького сына. Входит Татья на Николаевна, жена профессора Гвоздева. Она укоризненно качает головой: как можно плакать в день, когда спасли челюскинцев? Услышав новость, Лия вскакивает со стула и по ее щеке уже ползет ( ! ) «новая слеза— слеза радости». Женщины обнялись, поцело вались. В столовой Лию встречает профессор Гвоздев. «Широко улыбаясь», он протягива ет ей газету. У Лии опять «катятся сле зы»... Во всем этом, разумеется, нет ничего не правдоподобного. Чувства, волновавшие со‘- ветских людей в дни спасения челюскинцев, были достаточно горячи, чтоб вызвать и слезы, и поздравления, и поцелуи. Но чем дальше читаешь роман, тем сильнее нарастает неприятное ощущение какой-то нарочитости, искусственности. Дело в том, что, пытаясь изобразить всеобщую радость по поводу спа- ?ешш челюскинцев, автор употребляет, как ! 1 Ы далее увидим, весьма унылый и нехит рый приемчик: каждый новый персонаж ро мана, появляясь, непременно говорит какую- нибудь незначащую фразу о челюскинцах и так говорит, словно отбывает некую повин ность. «Нет, — думает невольно читатель,— хотя все это, вероятно, и говорилось, и де лалось, но говорилось и делалось не так». Вот Лия Гейман смотрится в зеркало, изу чая свои первые морщинки и сединки, и вдруг замечает, что у нее «жарко горят i ла за». Отчего бы это? — недоумевает она и вспоминает: ах, да, сегодня спасли челю скинцев! Неправда ли, какие тонкие психологиче ские изгибы: человек узнает о своих чувст вах, разглядывая в зеркало выражение соб ственных глаз... Как это все правдиво н естественно!.. Татьяна Николаевна осталась одна. Не бу дем сейчас касаться ее размышлений, тем более, что вскоре их прерывает возвраще ние домработницы Фени, проводившей Лию. Она рассказывает, как плясал на вокзале едущий на курорт старичек-ударник и раз’- яснял при этом, почему он сейчас пляшет, а при царе не плясал. «Упарился весь, а сам пляшет да покрякивает, пляшет да по крякивает. Дайте, говорит, уж досыта напля саться... и за себя и за челюскинцев... и за всех трудящих». Зачем понадобился автору этот сусальный старичек — остается неиз вестным. Приходят дети на урок музыки. Маленькая Валя сначала молчит и даже не слышит во просов, затем восклицает:— «А челюскинцев- то спасли», — и только тогда отдается «во власть звуков, рожденных из под ( ? ) соб с т в е н н ы х р у к». Далее описывается пребывание Лин Гей ман на посевной. Неизвестно «из-под чего» родилось представление автора о совхозе. Во всяком случае, трудно поверить, чтоб в его основе лежало что-нибудь, кроме самых беглых, «туристских» впечатлений. Так как таких впечатлений явно недостаточно, чтоб нарисовать яркую, запоминающуюся картину, то неудивительно, что автор предпочитает в большинстве, случаев просто перечислять то, что делают люди во время посевной, время от времени вставляя хотя и пышные, но весьма затрепанные фразы: «Из гаража, ам баров, мастерских крепкие загорелые люди выводили десятки машин — тракторов, плу гов, сеялок — непобедимое железное вой ско — и отправляли это войско на фронт, в необ’ятные поля. Наступал вечер, за ним ночь. А улюди, как и днем, продолжали сту чать, совещаться, чистить машины, наливать
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2