Сибирские огни, 1937, № 3

плеши пожарищ, обгорелые пни, мрач­ ные скелеты деревьев. Мотор воет. Машина мечется из сто­ роны в сторону. Исчезли куда-то лист­ венницы, убрали свои руки рябины. Остается один кедрач, коренастый и угрюмый. Первый раз я поднимался на Семин- ский перевал в конце июня. За час под'ема я наблюдал здесь смену несколь­ ких времен года. У подножья перевала отцветали огоньки, трава стояла по пояс человеку. Колхозники выходили на покос. Здесь было лето, конец июня, каким мы привыкли его видеть. А че­ рез несколько сот метров перед нами раскинулись оранжево -яркие поляны. Еще выше — мы увидели желтые ли­ лии, малиновые лепестки лесных пио­ нов. На солнечных полянах перевала цвели подснежники и анютины глазки. Около высотной арки лежал снег. Мы наблюдали обратный ход времени. Семинский перевал — высшая точка Чуйского тракта — 2200 метров над уровнем моря. Мы, наконец, вырвались из плена гор. Они отступили и. кажет­ ся, немного пригнулись. С перевала открывается замечательный вид на теньгинскую долину и на снежные вер­ шины Терехтинского хребта. В отдале­ нии белки сверкают серебром, а горы рдеют голубым светом, как вечернее небо. Мне удалось однажды наблюдать отсюда горы вечером, когда садилось солнце: белки сверкали расплавленной медью, небо было оранжево-красным, а облака на горизонте внезапно вспыхи­ вали, казалось, они горели. Не проезжал еще через Семы тот путник, который не остановился бы на перевале.Арка, которую воздвигли на горе строители, вся испещрена над­ писями «на память». Под семинской аркой проехали тыся­ чи автомашин. Они провезли под ней в горы сепараторы для маслозаводов, запасные части к сельскохозяйственным машинам, бензин для заправочных ко­ лонок, мануфактуру и мыло, обувь и шелк для аилов. Они ехали с гор с маслом, с сыром, с кожами, мясом, ме­ дом, орехами и пушниной. На легковых машинах, в грузовиках на тюках това­ ра, на быстроходных полуторатонках туда и обратно едут люди: пастухи и зоотехники, педагоги и вязальщицы, инженеры и трактористы, геологи и колхозные бригадиры, избачи и альпи­ нисты... Под семинской аркой шагает в горы новая социалистическая культура, но­ вая жизнь солнечного Алтая. ...Машина спускается в долину зеле­ новодного Урсула. Горы снова сдвига­ ются. Легкий ветерок несется над ре­ кой и трактом. Один за другим остают­ ся позади нас алтайские селения: Ту- ехта, Усть-Каракол, Курата, Шашакман. На улицах, рядом с бревенчатыми изба­ ми, стоят ветхие аилы. Это осколки старой нищенской жизни. Их остается все меньше. Из редкого аила идет дымок. Алтайские селения производят впе­ чатление переселенческих поселков. Люди, кажется, приехали сюда откуда- то из далеких мест. Они не распаковы­ вали еще своих походных повозок, из- под топора только возникли первые постройки — срубы жилых домов. Но люди спешат. И вот в поселках появ­ ляются школы, маслозаводы, бани, скотные дворы. Жизнь начинается заново. В Караколе мы осматривали строи­ тельство большого маслозавода. Он бу­ дет механизирован по последнему слову техники и будет вырабатывать все сор­ та масла и сыра, которые пожелает наш советский рынок. Направо от трак­ та—красивая каракольская долина. Там где-то живет Тыжемеева, председатель сельского совета, первая женщина Ойротии, сбросившая с себя чегедек.1 ...Шоссе извивается по узкому ущелью. Тракт огибает каменистые мысы, на несколько минут вырывается в степную долину, а потом неожиданно взбирается на гранитные выступы скалистой го­ ры. Мотор снова воет. В нос бьет за­ пах бензина. Разговор в машине зами­ рает. 312 километр, 313, 314. Повороты, повороты... — Не считаете, сколько их? Это спрашивает шофер. Я их не считаю. Смотрю на предупреждающие надписи — «тихий ход»—и мне кажет­ ся, что вот, вдруг, нехватит силы у мотора, и машина покатится вниз, в пропасть. 1 Верхняя одежда, которую ойротскаяжен- щина одевала выходя замуж и не имела права снять до смерти мужа.