Сибирские огни, 1937, № 3
<f>ep. Овцы отскакивают в сторону, но надвигаются новые, и тогда снова при ходится кричать «кит» и подавать гуд ки. Скоро это надоедает шоферу, и он уже не отнимает руки от сирены и зло ворчит: «Тесно, как в старом аиле, по вернуться негде». Из овечьего плена наш автомобиль вырвался только у небольшого поселка .алтайцев. Мы спустились в него сверху и, казалось, сразу окунулись в тишину. В долине одиноко .дымились конусооб разные аилы. Около них не было ни людей, ни скота. Люди ушли со скотом на пастбища. Поселок замер. Но нам посчастливилось- Тирпан Рыспаев был дома. Он не ожидал гостей и смутился. Однако гостеприимство прежде всего. И Рыспаев, пожимая нам руки, спрашива ет: — Не табыш? (нет ли новостей). Мы отвечаем по обычаю: «табыш ек», что зпачит — новостей нет, а затем рассказываем новости и спрашиваем в «вою очередь: — Не табыш? Рыспаев сообщает о жизни колхоза и потом замолкает, еще более смущен ный. Он стоит перед нами небольшой, коренастый, в меховой шапке, задум чивые узкие глаза его поблескивают приветливо. Колхозники артели «Кызыл Ойрот» .прозвали своего пастуха «Унчукпас», что значит «молчаливый». Мы не рас считываем поэтому на длительную бе седу. Нам хочется лишь раскрыть одну тайну. Пастух Тирпан Рыспаев, этот угрюмый и молчаливый человек, сочи нил песню. Песня эта облетела все до лины и стала любимой в Ойротии. — Как сложилась песня? Тирпан не знает, как ответить. Он мнет в руках шапку, потом кладет ее на пожелтевшую траву, снова берет в руки и вдруг неожиданно сообщает: — Сама сложилась... Ехал по долине л маленько думал. Вспомнил того пас туха, которого зайсан Пупый запорол до смерти. Это было на той земле, где •сейчас пасутся наши табуны. Пастух тот перед смертью сказал: «Наверно, место такое смертное; может, на другой земле я остался бы жив». Тяжело мне -стало, маленько сердце стало давить. Я тряхнул шапкой и сказал: «Не го рюй, Тирпан, «Это было давно когда-то». А потом добавил: «Вспоминаю, как страшный сон». Чувствую, получается песня и слова сами выговариваются: «Нет в горах кровопийц богатых, «Скот колхозный со всех сторон». Махнул плетью. Лошадь пошла ино ходью. Заехал на гору.4Вижу, много скота ходит по долине, из аилов дети бегут в школу. Мне стало весело и я говорю сам себе: «И теперь пастухом колхозным Еду я по долине родной». И как скажу слово, оно прямо ло жится в песню. Мы знали песню пастуха Рыспаева, и когда он замолчал,* подсказали сле дующий ее куплет: Там аилы родные дымятся, Там отары овец идут. Это наше, мое богатство, Наша общая радость и труд. Рыспаев отрицательно качает голо вой. — Нет, это я не пел. — Эти слова из вашей песни! — Их, однако, другой сочинил. — А они ложатся в песню? Тирпан оживился: — Якши слова, — говорит он про сто. Потом замолкает на минутку, как бы повторяя про себя слышанное, и повторяет по-русски: — Очень хорошие слова. Мы садимся на траву кружком во круг хозяина и начинаем разбирать всю песню слово за словом. В песне оказа лось еще несколько куплетов и отдель ных строк, которые Рыспаев впервые услышал от нас, он их не сочинял. Но Тирпан не отверг ни одного слова, ко торыми обогатили его сочинение безы мянные песнопевцы. Все эти слова как нельзя лучше входили в его песню- Поглядите: молодая Жизнь советская ярко цветет. Никогда теперь в горы Алтая Горе старое не придет. Эту жизнь мы в боях отстояли, Мы ее не уступим врагам. . Езендык болзын ойор Сталин,1 Давший счастье и радость нам!2 1 Да здравствует мудрый Сталин! 3 Песню приводим в переводе сибирско го поэта В. Непомнящих.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2