Сибирские огни, 1937, № 3
ная, как дед только что кастерил Ста ровойта. Деду было неловко. Оп топтался па одном месте, не зная, что делать. Ухо дить, не узнав,, по какому поводу го товится пир, не хотелось, а расспраши вать не решался. Наконец, Старовойт заговорил сам: — Так, говоришь, отпановади мас- лену кулаки?.. Дед сжался и засопел носом. — Справедливо говоришь, товарищ Максим Демидович, справедливо, — продолжал Старовойт, как ни в чем не бывало. — Отпановали, напакостили, будет... Решив, что Старовойт насмехается над ним, дед втянул голову по самые уши в зипунишко и завертел задом, нащупывая дверь. — А ты не торопись... Посиди, пого ворим по душам,—миролюбиво предло жил Старовойт. — Товарищ Ивап Липч! Служба, — взмолился дед. — Товарищ! — удивилась одна из женщин. — Бабоньки, товарищ какой нашелся! Да тебе, сивому, уиокойники товарищи! — накинулась она со сме хом на деда, уже совсем сбитого с тол ку. Старовойт сурово оборвал: — Не мели! — и громко, чтобы все хорошо слышали, сказал: — Я горжусь, что Максим Демидо вич мне товарищ. Горжусь!.. И я при глашаю тебя, товарищ Максим Демидо вич, к себе па обед, как героя честно го крестьянского труда. Увидев, что Старовойт не смеется, дед живо набрался храбрости, крякнул и бойко ответил: — Премного благодарствуем, Иван Липч!.. как службу кончу, так и препо жалую... За нами дело не стоит. С этими словами оп поспешно на правился к выходу. Старовойт провел его за ворота. Оставшись один, сразу осунулся, сгорбился ы медленно побрел от ворот. На собрании в школе говорили о се менном фонде. Все сданное крестьяна ми при вступлении в коммуну зерно было с’едено, и весенний сев коммуны оказался под угрозой срыва. Никто не знал, как быть. Не зпал этого и Стяж кин. Он впервые почувствовал себя беспомощным и в заключительном сло ве ограничился самыми неопределен ными пожеланиями насчет бережливо сти и угрозами, за которыми чувство валась пустота. Старовойт стоял около двери зала,' где проходило собрание, и внимательно изучал людей, сортируя их на группы, руководствуясь при этом только ему известными признаками. Когда Стяжкин кончил, Старовойт, решительно стуча каблуками, подошел к сцене и подал Стяжкцну сложенный вчетверо лист бумаги. Стяжкин развер нул лист и стал читать про себя. Ста ровойт впился в него глазами и, когда лицо Стяжкипа вдруг расплылось в ра достной улыбке, решительно полез на сцену. — Граждане! — начал было гово рить Стяжкин, все еще улыбаясь, но Старовойт перебил его. — Дайте мне сказать, товарищ пред седатель. — И, пе дожидаясь разреше ния, снял шапку и заговорил: — Дорогие граждане! Мне горестно подумать, что я так долго заблуждал ся. Советская власть и коммунистиче ская партия через своего уполномочен ного товарища Стяжкина нас призывает к новой жизни, показывает нам боль шевистскую дорогу... Дорогие гражда не!.. Старовойт говорил долго. Как за правский оратор, он красочпо и про никновенно рассказывал о своей жиз ни, о том, как он пришел к мысли о вступлении в коммуну, сколько пере мучился перед этим. Видя, что самые горячие его слова действуют плохо и люди полны одной заботой, — .Старо войт решил пустить в ход главный свой козырь. Взяв из рук Стяжкипа записку, он прочитал по ней размер своего имущества, предназначенного к сдаче в общий фопд, и па самом кон це заговорил о зерне. Все сразу насто рожились н притаили дух. Зерна Ста ровойт имел много и передавал его коммуне. Это был выход. Потому-то и улыбался Стяжкин, и притихло собра ние. А Старовойт, чувствуя, что ко зырь у него верный, неотразимый, что все эти люди отныне опять в его власти, — спрятал свою заппску и
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2