Сибирские огни, 1937, № 3
говорят которые, что мы советской власти вороги. Тогда мы вновь сила, и будет на селе вновь правда... В хаты к себе погорелых примите... Предупреж даю, не родичей своих, а самую бедноту, колхозников, чужих, что ни на есть га дов... «Вот ты как!» — успел подумать Кузьма и, повинуясь какой-то внутрен ней силе, вспружинившсй тело, вско чил на ноги, несколькими прыжками •обогпул избу п рванул дверь. В избе сразу стало тихо. Пятнадцать пар глаз следили за Кузьмой, но тот видел одного Старовойта, его колючие глазки. Кузьма вырвал наган и щелк взведенного курка грозно отдался в ■сердцах собравшихся. Кузьма прицелился. Выстрел, каза лось, разорвал стены: Рука с наганом вдруг опустилась. Наган упал на пол с глухим стуком. Скобел бросил поле но, которым ударил Кузьму по руке, и одним махом выпрыгнул из пзбы. За ним побежали все. Побелевший Старо- войт, едва сдерживая дрожь, боком, •боком двигался к двери. Кузьма кинулся было к нему, но ■Старовойт успел выскочить наружу. Давно уже Кузьма не пил водки. В этот день не выдержал и напился, ук рывшись от посторонних глаз в пере косившейся избенке вдовы-шинкарки Пелагеи. То ли от печки, то ли от женщины песло на Кузьму волнующим жаром. Палашка лукаво поглядывала на Кузь му и заг,адо!Чно улыбалась. «О чем говорить с пей?» Вокруг шеи Палашки ■*-крупное, как вишни, монисто. На шелковом шнурке пониже монисто — нательный крестик. Кузьма предложил выпить, Палашка пе отказалась, чокнулась с ним, стыд ливо опустила длинные, как стрелы, ресницы, и выпила. Кузьма палил вто рую. Опа выпила и вторую. Потом третью и четвертую. — По-мужскому пьешь, — сказал Угрюмов, усмехнувшись. — Только ради вас, Кузьма Петро вич, — промолвила она, не поднимая глаз. Кузьма вышел от Палашки под ве чер. Улица стала тесной. Опа раскачи валась на невидимых качелях. Встречные опасливо уступали доро гу. Около потребительской лавки стояла очередь.у Кузьма услышал, как мужики советовали лавочпику: — Левон, закрывай лавку, он буй- пый... — а сами с интересом следили за пьяным. Некоторые пытались вступить с ним в разговор, желая повеселить общест во. Кузьма, понимая, что многие далее радуются его позору: вот, мол, еще один не выдержал и стал таким же, как все. С хмурой усмешкой оп вглядывался в лица людей, наконец спросил: — Войны боитесь? Соль запасаете?' Эх, староверы! Ночь черная!.. В ответ раздался гулкий обидный смех. Седой, сморщенный, дед Нюхняй, по прозвищу Сучок, топорща немощную козлиную бороденку, подскочил к Кузь ме п высоким голоском закричал: — Староверы?!.. А сам пьешь? Село пропил уже?.. Кузьма, не говоря ни слова, ловко ухватил деда за руки повыше локтей и поднял над головой. Толпа у лавки шарахнулась. Дочка деда, бывшая поблизости, за голосила: — Кузьма-святитель! Укроти, поми луй... X V I Утром Кузьма пришел в райоппое се ло. Ни секретаря райкома, ни члепов бюро в райкоме еще не было. Кузьма присел к столу. На листке настольного календаря за вчерашнее число было крупно написано: «Бюро». Затем мелко: «Пожар, Угрюмов, арест пред/с., стрелял в Старовойта, драка, пьянка, игнорирование Р. К. По вызо ву бюро не явился». Время тянулось медленно. Стрелка на круглых стенных часах иехотя под вигалась к одиннадцати. Кузьма ходил по кабинету из угла в угол, перечиты вал запись на листке календаря и был пе в силах унять охватившую его тре вогу.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2