Сибирские огни, 1937, № 3

Струны сладкие слышали птицы и зверь, — Так еще ни одна не играла. У играющей пальцы бежали резвей Лепконогого в беге марала. Не случалось им слышать в алтайской стране Слаще шелеста струны топшура, И увидеть им девичьи очи черней, Чем лисы чегедек чернобурый. И конечно, из них полюбить каждый прав За весну ль, за игру ль, за глаза ли... Позабыв про долину и запахи трав, — Это женщина! — разом сказали. Грянул гром сквозь вечернюю лунную мглу, И оборваны стройные звуки, — То разбили топшур золотой о скалу Смуглой женщины легкие руки. Не собрать ни щепок, ни порванных струн, Что сулили долину и счастье... О скалу раскололи любовь и игру На рыданья, на стоны, на части. Только знает гора, на вершине — земля, Как соперники ночь проводили: В эту ночь непроглядные ливни ливмя На долину цветущую лили. Ливни струнных рыданий и девичьих слез Лили долго, пока на востоке Не блеснула заря. Сколько вас пронеслось В эту ночь, золотые потоки! На заре отдаленные жители гор Подымались толпой на вершину Поглядеть, как внизу, между скал Алтын-Нор Бушевал, затопляя долину. Если станешь из озера золото пить, Слушать Бию, бегущую скоро, — То до самой могилы тебе не забыть Беспокойной волны Алтын^Нора. Подойдя к берегам, где столетний кедрач Думы долгие думает хмуро, Ты услышишь идущий из озера плач, Да былое рыданье топшура.