Сибирские огни, 1937, № 3
Возвратиться бы на родину отца, Родного отца у меня нет. Возвратиться бы на родину матери,— Фодной матери у меня нет... Песня обрывается... Я чувствую тяжесть, внезапно нава лившуюся на меня. Сердце мое сжи мается и я плачу, как малое дитя. Прежний голос вновь поет: Птички летающие над зеле ными лугами, Перестали бы свои песни петь, Не беспокоили бы они Мое сердце. Кажется, я слышал когда-то раньше эти песни? Их пела девушка-сирота... * Астанчи разбудил меня. — Вставай, низовской1. Что ты пла чешь? Слушай песню... Какая хорошая песня! Я плакал во сне, но на моих глазах были настоящие слезы. И сквозь эти слезы я увидел наяву девушку и услы шал наяву ее пение. Она пела не ху же той, которая только-что снилась мне. Астанчи повеселел и, тыча меня лок тем, заговорил: — Смотри, друг, какая прекрасная девушка. Ее зовут Шолбан. Она пре краснее солнца! Шолбан, в-светлом сатиновом пла тье, с венком на голове, шла среди цветов. Ее смуглое лицо обжег легкий румянец. Черные, как смородины, гла за были полны огня, жгли и цветы и землю. На груди у Шолбан алела ленточка. II сама она, эта девушка, казалось, вьется, как лента2. Подойдя к нам, Шолбан села рядом с Астанчи. — Ой, жарко! — сказала она весе ло. 1 Низовские, т. е. живущие в низовьях Мрассы и по Томи. Верховские—живущие по верховьям Мрассы и Кондомы. 2 „Вьемся как . ента*—характерное шор ское образйое сравнение, рисующее строй ность и гибкость фигуры девушки. Астанчи' усмехнулся н схватил девуш ку в об’ятия. Веселая девушка стала мрачной, как туча. Она с силой толк нула Астан'ш в грудь и он, ломая цве ты, покатился под гору. Мы засмеялись. — А! С девушкой не можешь спра виться! — крикнул кто-то Астанчи. Астанчи встал на журавлиные ноги и, вытягивая длинную шею, сказал Шолбан: — Подожди, я тебе дам жару, бу дешь просить помощи у отца и матери... Шолбан быстро поднялась н громко' сказала: — Ти-ше! О Шолбан мы слышали еще весной. Но мы слышали не о настоящей Шол- бан, а о «рогатой Шолбан», о которой говорили баи. II мы, темные, запуган ные, верили баям и рисовали себе эту девушку в образе чорта с рогами. Когда мы увидели живую Шолбан, ее улыбающееся красивое лицо, услы шали ее чистый голос, — «рогатую Шолбан» словно ветер унес из наших голов. Шолбан посмотрела на нас лучисты ми глазами, и как-будто ласковое солн це коснулось нас. — Эх! Дурные у вас привычки, — сказала она. — Живете в лапах Тол так-бая... Света вы еще не видели. Старики грустно согласились: — Да, Так.' Один из стариков — Кастенчи —не решительно спросил: — Шолбан, ты, говорят, коммунист ка! Верно это? Шолбан покачала головой. — Нет. Далеко мне до этого. Я ком сомолка, Мы переглянулись. Потом каждый тихенько произнес: — Косомол!.. Эге! Шолбан села на землю. — Не косомол, а комсомол. Скажите: ком-со-мол. Шолбан было двадцать лет. Она ста ла учить нас всех: и молодых, как Ас- танчи, и седых, как Кастенчи. Все по вторяли вслед за нею: ком-со-мол. П все научились говорить это слово пра вильно, кроме Кастенчи. — Мне, старому, учиться, Кара-тах- гу1 будет смех,— сказал он печально. 1 Кара-тахгу—гора в Южной Шории.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2