Сибирские огни, 1937, № 3

132 (* 1 ЛЛЛЛЛЛЛ/\ЛЛЛЛЛЛЛЛЛ/ЧЛЛЛЛЛЛЛ(< не так уж был склонен Пушкин к ком­ промиссам, как получается у Кирпоти- на. Недостаточно четко построена очень важная и принципиальная глава «Ис­ кусство и общество». В начале главы утверждается, что «Пушкин пришел к точке зрения чистого искусства, к со­ знанию, что писать надо не для других, а для себя», в конце — что «поэзия Пушкина не стала чистым, то-есть бес­ содержательным и безыдейным искус­ ством», а дальше, в гл. IX, еще яснее: «Пушкин никогда не был сторонником чистой формы, сторонником искусства для искусства». При сопоставлении этих цитат бро­ сается в глаза, что понятие «чистое искусство» не было достаточно уясне­ но. «Писать для себя» не значит не­ пременно быть сторонником чистого, т. е. безыдейного искусства. Пушкин, заявляя, что поэт должен считаться лишь с самим собой, как-раз хотел от­ стоять свою независимость и вместе с ней глубокую содержательность своего творчества. Даже в стихотворении «По­ эт и толпа», явно полемически заост­ ренном, он отказывается поставить свою .мру на службу совершенствованию «толпы» прежде всего потому, что не считает ее способной к восприятию благородных мыслей и чувств: «Не оживит вас лиры глас». В «Памятнике» Пушкин имел перед собой другого ад­ ресата: не тот народ, который «бес­ смысленно внимал» поэту, а тот, в ко­ тором его лира пробуждала «чувства добрые», перед ним не «рабы безум ные», мирящиеся с бичами, темницами и топорами, а те, кто ценит его за то, что он восславил свободу. И даже знаменитое четверостишие: Не для житейского волнения, Не для корысти, не для битв, Мы рождены для вдохновенья, Для звуков сладких и молитв, — звучит совсем не так уж реакционно, если не вырывать его из контекста. Вообще говоря, странно было бы ут­ верждать противоположное, т. е. что мы рождены для корысти и житейского вол­ нения и для того, чтобы уничтожать друг друга, а слову «молитв» не надо при­ давать религиозного толкования. Пуш­ кин не виноват, что реакционные лите­ раторы сделали из этого четверостишия знамя чистого искусства и об’явили по­ эта, вопреки его прямо противополож­ ным высказываниям, сторонником этой гнилой теории. Кирпотин в основном правильно по­ дошел к вопросу. В целом из главы «Искусство и общество» явствует, что Пушкин не был сторонником чистого искусства. Но в то же время Кирпо­ тин допускает ряд формулировок, кото­ рые можно цитировать в доказательст­ во прямо противоположного тезиса. Его выводам относительно взглядов Пушки­ на на искусство нехватает необходимой четкости и решительности. Можно было бы указать еще некото­ рые спорные места и недоделки, но они касаются моментов второстепенных и несущественных. Хочется подчеркнуть другое, — это то, что в книге много мьщлей, высказанных попутно, мимо­ ходом, и в то же время чрезвычайно интересных и плодотворных. Напри­ мер, оценка наследия Некрасова. Не­ красов выразил в своей поэзии чувства и мысли угнетенных и эксплоатируе- мых, он «сочувствовал страданиям бед­ ноты... пел ее песни, рыдал ее слеза­ ми». Мы всегда с огромным уважением и любовью будем произносить его имя. «Но мы не собираемся культивировать мысли, чувства, настроения обездолен­ ных и обделенных на жизненном пи­ ру». Да они и не типичны, не харак­ терны для нашей эпохи, для нашего читателя. Вот почему для воспитания чувств свободного социалистического человека поэзия Пушкина дает гораздо больше материала, чем поэзия Некрасо­ ва. И чем радостнее и счастливее будет становиться жизнь, тем меньше будет для нас непосредственно воспитатель­ ное значение поэзии Некрасова, кото­ рое она сохранит лишь постольку, по­ скольку способствует познанию прошло­ го нашего народа. Ясно, как важен этот вывод при оценке классического наследия литературы с точки зрения его воспитательного воздействия. Книга Кирпотина — хорошая кни­ га, читая которую все время ощуща­ ешь, что она написана нашим совре­ менником. Это можно сказать далеко не о всех наших литературных исследо­ ваниях.