Сибирские огни, 1937, № 3
«мы по утренним водам» (то-есть по водам Тихого океана) приставали к берегам Нового света. Пушкин уже во время поездки на Кавказ подметил закулисную сторону восточной политики царизма — ее жестокость и ненависть ко всякому про явлению свободы. Теперь, шаг за шагом прослеживая историю завоевания Кам чатки, поэт увидел очень сходные с историей американской ' колонизации вещи. Завоевание Камчатки сопрово ждалось массовым истреблением и гра бежом туземцев, пленением их жен и детей. Пушкин записывает: «Богатели они (казаки) от находов на камчадалов и от ясачного сбору, который происхо дил следующим образом: камчадал сверх ясаку платил: 1 зверя сборщику, 1 — под’ячему, 1 — толмачу, 1—на рядовых казаков. Казаку на Камчатке в 1749 го ду нужно было до 40 р. годового прихода» Немудрено, что камчадалы встрети ли завоевателей жестоким сопротивле нием. Пушкин подробно выписывает в своей конспект все факты, относящие ся к восстаниям туземцев. По поводу смерти атамана Данилы Анциферова, убитого камчадалами, Пушкин замеча ет: «Так погиб храбрый Анцыферов, может быть, предупреди заслуженную казнь... Излагая эпизод героической ги бели туземных заложников Анциферо ва, Пушкин называет их «нещастными» и не оспаривает мнения Крашенинни кова'о том, что причиною возмущения туземцев были «притеснения от каза ков». В параграфе 27-ом конспекта от мечено, ч!то, пофлая) для усмирения восставших туземцев Атласова, — пра вительство велело ему «обид никому не чинить, и противу иноземцев строгости не употреблять, коли можно обойтись ласково. За преступление наказа об’яв- лена ему смертная казнь». В «Запис ках» Джона Теннера таких указов Пуш кин не обнаружил. В параграфе 55-ом конспекта эпизод с истреблением авачинских камчадалов, убивших Анцыферова, заканчивается многозначительной фразой: «С того вре мени авачинские камчадалы стали пла тить ясак ежегодный, а не повольный. как то было прежде». Пушкин не скрывает своих симпатий к завоевателям, понимая историчес кую роль казачьих походов. Атласова поэт называет «камчатским Ермаком »г говорит о смелости казаков. Но он от дает должное и героизму туземцев, со чувственно отмечая всякую меру, на правленную к уничтожению жестоко стей по отношению к завоеванным на родам. Пушкин полагал, что русское владычество поможет народам Сибири выйти из «дикого» состояния и достичь уровня народов цивилизованных. Эту надежду великий русский поэт вписал бессмертными стихами в строфы своего- «Памятника»: Слух обо мне пройдет по всей Руси великой, И назовет меня всягс сущий в ней язык, И гордый внук славян, и фин, и ныне дикой. Тунгуз, и друг степей калмык. Надо сравнить эти стихи с тем ме стом из письма Кюхельбекера Пушки ну (от февраля 1836 г.), где о тунгу сах сказано, что «звериное начало»... в них сильно развито, что тунгус — это «человек-зверь», хотя и привлекатель ный. Пушкин/внес существенную по правку в отзыв Кюхельбекера о тунгусах. Выражение «человек-зверь» внушает мысль о чем-то неподвижном, раз на всегда отдаленном от культуры и про гресса, подсказывает ложное мнение- о биологической предопределенности примитивных черт культуры и быта отсталых народов. Пушкин стихами своего «Памятника» заявил, что «ди кость» первобытных народов — времен ное явление, исторически обусловлен ное, и, заглядывая в будущее, включлд главнейших представителей малых на родностей Сибири в единую семью своих читателей. Начало их культурного воз рождения великий поэт связал с испол нением сроков своего пророчества о торжестве свободы и разума в России. Строфу о финнах, тунгусах и калмыках нельзя отрывать от той центральной части «Памятника», где сказано: И долго буду тем любезен я народу,. Что чувства добрые я лирой пробуждал* Что в мой жестокий век восславил я Свободу И милость в падшим призывал. Только Великая Октябрьская револю ция осуществила надежды гениального- русского поэта.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2