Сибирские огни, 1937, № 2

вверху носа, крупных веснушек и растя­ нутых в улыбке губ веяло подкупающим добродушием и честностью. «Да она ж некрасивая!» только теперь заметила Маша и ей сразу стало легче. Вся злость куда-то схлынула. «Кузьма может и не любит ее, может ошиблась я?» В комнате учительницы Амелька про­ читал свою заметку вслух дважды. Хо­ зяйка хлопотала у примуса, готовя чай. Маша просматривала книжки. Никогда она не видела ни столько книг, ни таких ин­ тересных картинок. За чаем и разгово­ рами Маша забыла, зачем торопилась к Амельке. А когда вспомнила, — был уже поздний вечер. — Поедем туда! По дороге ребят при­ хватам, — предложил Амелька, выслушав раосказ Маши о монашке и «чтении» у бабки Воржихи. Через минуту они уже выходили из школы. Где-то далеко тренькала балалайка, добродушно переругивались парни с дев­ чатами, кто-то несколько раз пытался за­ петь, но все неправильно, его останавли­ вали и смеялись. Байка Коржиха — древняя, наполови­ ну слепая старуха. У нее всегда трясется отвисшая нижняя челюсть. Она лечит лю­ дей «от испугу и дурного глазу» расплав­ ленным в ложке оловом, выливаемым над головой больного в чашку с холодной во­ дой. А когда люди не болеют, она соби­ рает милостыни. Бабка Коржиха всегда и все знает. Она рассказывает новости у окон. Ее за это зовут в избу, усаживают за стол и кормят, жадно выпытывая интересные рас­ сказы. В этот вечер в избе у бабки Коржнхи особенно густо накурено ладаном. В пе­ реднем углу, за небольшим столом, покры­ тым черной материей, сидит пожилая жен­ щина, одетая во все черное. Перед нею толстая книга в тяжелом, окованном медью переплете, и горят три восковые свечки. Свет от них колеблется, дрожит и освещает книгу и лицо монашки. Глаза у нее большие, черные, как ут- ли. Острые, колючие зрачки блестят. Йс- синя бледная кожа истончена —■ она об­ тягивает костистое, хищное лицо. В руке женщины дрожит большой серебряный крест, издающий холодное внушительное сиянье. Голос у монашки грудной, будто выры­ вается из глубокого колодца. Олова она растягивает, но не поет. Они вылетают и;; сверкающего золотыми зубами рта и уве­ систыми, ровными рядами ложатся в тем­ ноту. Эти слова гнетут людей своей тя­ жестью, вселяют в них страх. «...И стал я на песке морском, и уви­ дев выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами!., на рогач его было десять диадем, а на головах его имена богохульные»... Женщин в избу набилось до отказа. Теснота. Задние сидят на скамейках, пе­ редние — рядами на полу. Окованные страхом великих мучений, ожидающих ду­ ши грешников, они жмутся друг к другу, будто чувствуют в живом тепле соседей защиту от грозного и жестокого бога, пославшего на землю зверя с семью голо­ вами и десятью рогами. Из разных углов слышатся несмелые всхлипывания, тяжелые, продолжительные вздохи, молитвенный шопот. В трубе ве­ тер воет, словно каторжник песню поет... В избе таинственная, полная трепетных призраков, бьется темень. Бабка Коржиха сидит впереди всех, она часто-часто крестится, ее челюсть трясет­ ся чаше обычного. «...И дано было ему вести войну со святыми и победить их... и дана была ему власть над всяким коленом и народом, и языком, и племенем...» «...И он сделает то, что всем, малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам положено будет начертание на пра­ вую руку, или на чело их...» Голова чтицы приподнялась от книги. Что-то пошептав, монашка уперлась в темноту неподвижными, грозными глазами и полушопотом проговорила: — Сбылось! Бабка Коржиха, тряся челюстью, про­ скрипела ^дрожащим голосом: —• У каждого... коммуниста... клей­ мо-о... У каж-до-ого, о-ох, господи!.. И женщины, глядя на монашку, боя­ лись пошевелиться. Верили они: сбы­ лось... Все знали, что у Кузьмы на пра­ вой руке клеймо —1 звезда с серпом и молотом, у секретаря рика — на груди голая баба с рыбьим хвостом, у агроно­ ма — молоток и серп на руке...