Сибирские огни, 1937, № 2
Элерон был освобожден как-раз в тот момент, когда следовало дать полный газ. Иначе машина потеряла бы скорость и си лы земли втянули бы ее в страшный вихрь. Но теперь в борьбу с этими сила ми уже вступил командир Линь и весь его летный опыт. Он охватывает ручку руля, ставит ногу ка педаль и па самых последних, самых рискованных расчетах, шшрежнему с не полным газом, устремляет самолет к зем ле, превращая его в планер. А человек на крыле медленно и осто рожно ползет обратно. Как они приземлились — Рейтер отчет ливо не помнил. Слишком много сил взяла его прогулка по крылу. После ему расска зывали, что Линь тут показал себя во всем блеске своего искусства. Перед тем, как самолету коснуться зем ли, он сумел « неподражаемой, изящной ловкостью «клонить его на правое крыло и раненая левая нога шасси без вреда пронеслась над площадкой. Потом Линь повернул машину вправо и дал тормоз. Выпустив из-под хвоста густой клуб пы ли, самолет фыркнул, накренился немного и встал. К нему отовсюду бежали люди. Тут был весь отряд Линя. Была Катя, Патере, Тополев, летчики других подраз делений, много стрелков 'сторожевой роты и штабистов. Все они бежали к самолету, вскидывая на воздух фуражки, пилотки, шлемы. Должно Выть, они кричали что-то. Но Рейтер ничего не слышал. В его ушах все еще оглушительно звенела юровь, он оглядывался вокруг себя и по-детски сча стливо улыбался. А через козырек кабины к нему протя гивал руки огромный, торжественный-Линь и тоже кричал, и его глаза прыгали и ослепительно сияли очки, вскинутые яа лоб. Потом он вышел на крыло и помог выйти Рейтеру, только тут почувствовав шему, как сильно он устал. XVII ♦ ' Но когда наступили минуты отдыха и они остались одни, Линь опять стал за думчив. Только задумчивость эта была совсем непохожа па ту унылую грусть, которая не покидала его все последние дни. Это было тихое, глубокое чувство че ловека, затаенно решавшего большой, важ ный вопрос — такой вопрос, который воз никает, может (быть, один раз 1в жизни. Рейтер исподтишка любовался им, ис пытывал ж нему родственную, почти оте ческую нежность. Он не тревожил его расспросами и даже своим присутствием. Он ушел к 'себе за ширму, сказав, что на мерен немного отдохнуть. Лег и командир па свою койку. (Но уже через час они были на ногах. Линь надел на себя чистое белье, пред варительно окатившись холодной водой, новый темносиний френч, ноги затянул в гетры. Его лицо теперь было совсем по койно. — Отошел немного, Федор? — со всей ласковостью, на какую только был спосо бен, обратился к нему Рейтер. Командир помолчал. — Смотря от чего... —• серьезно, тих» проговорил он. — Отойду, только когда... расскажу все... — Что именно? — Все, — еще тише повторил летчик. Рассказывать ему пришлось в тот же день, вечером, на собрании летного соста ва частя. Большая самолетная палатка, заменяв шая еще неотстроенное здание клуба, едва вместила участников. (Все понимали, чтв это собрание будет необычным и не обма нулись. Первые же слова Линя показали, что он хочет говорить о большем, нежели только о том, что произошло сегодня. Этв был даже и не рассказ, а скорее суровая исповедь, откровенное признание несо стоятельности избранного пути, придирчи вая проверка самого себя, чистка сердца от многих застарелых заблуждений. Линь вспомнил и начало своего знаком ства с Рейтером, и споры с ним, и упря мое нежелание по-настоящему учиться, беззаботность, рожденную мнимым превос ходством. Вспомнил и упрощенное убеждение, что классовой ненависти, мужеству и зоркости не научишься по книгам, тогда как вы шло, в конце концов, что сам он — сын трудового народа — не проявил той бди тельности, которая требовалась от него, как от комаадира-летчика. Линь признался также в том, что не дооценивал Рейтера, как и других подоб ных ему книгочеев, хоть м скрывал это, по
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2