Сибирские огни, 1937, № 2
вдруг в наушнике — радио было включе но — слышу: далеко, может быть, кило метров за двадцать или больше, чей-то са молет говорит: «Земля! Слушай, земля...» Ну, штука обычная — передают курс. А голос прямо у меня над ухом — • звонкий, частый, мальчишеский... Как это в рома нах пишут — удар в сердце? Похоже... То есть, не удар, а прямо граната -в моем сердце взорвалась, когда я понял: да ведь это же Катя говорит, Катюшка! Над тем ными землями, понимаешь, Ефим? Выше облаков сердце мое, жизнь моя летит мне навстречу!.. Не тень, не призрак какой- нибудь. Славная моя невеста! Много я всякого видал. Но тут не сдержался. Эх, думаю, нарушу дисциплину в таком ра зе!.. Включаюсь в волну и как пущу по эфиру: «Голубь мой дорогой! Чуешь?» Пи терс торчит за рулем и, естественно, ни чего не слышит. А она мне в ответ: «Не чуди, Линь. Гарбуту скажу. Он те наго- лубит!» А сама смеется. Рада, конечно, девчонка, — знаю... Ну, это лирика. Если начдптаба узнает — мало мне не будет. От нее тоже чистка предстоит. Строгая она у меня... страсть!.. А ведь вот — растаял человек! Он взглядывает на Рейтера и тихая радость согревает «го красивое, но суро вое лицо. — Да ты поэт, Линь, — веселеет Рей тер и схЕа/гывает его за руки. — Зна ешь, Федя! Возьми меня как-нибудь в еолет. А то все хвастают — Линь, Линь, а я, коскно сказать, твой друг, но за ру лем тебя «е видел. — Прокачу, — охотно 'согласился Линь. V В полдень Рейтера вызвали к врачу. Это был своеобразный сигнал «к бою». Рейтер почувствовал: волнение и всей грудью вдохнул воздух. Лазарет помещался километрах в двух от аэродрома. Туда ходил автобус. Рейтер не смог ждать его. Минуты стали казать ся неимоверно длинными. Жара угнетала, но он отправился в лазарет пешком, ста раясь держаться теневой стороны улиц. Шел он быстро. На последнем квартале почти бежал. Крыльцо лазарета миновал в {два прыжка. В вестибюле вытер с лица вот и стал подниматься по широкой ка менной лестнице, шагая сразу через две ■ступеньки. —* Сердце! Сердце береги! — раздалось откуда-то с верхней площадки. Рейтер задрал голову. Чьи-то насмешли вые глаза смотрели на него с добродуш ным лукавством. По широкому коридору навстречу Рейтеру двигались, возбужденно улыбаясь, трое молодых пилотов, ровные по росту, коротко остриженные, скуластые, плотные телом. Они поздоровались. Один из них сказал, щелкнув пальцем: — Вот это врач! Нага специалист — сразу видно. Всю исподнюю летного че ловека изучил! — Новый? спросил с беспокойством Рейтер. —; Молодой, — не расслышал вопроса нилот и прибавил: — Сейчас у него нико го нет. Вы как-раз во-время. Но... — он критически осмотрел инструктора, — если хоть небольшой тормозок есть внутри — отыщет. Мм... насквозь глядит и Даже глубже... Они ушли. Рейтер, глубоко дыша, за ходил по коридору. Чтобы сдержать вол нение, он выкинул вперед себя несколько раз руки и только тогда двинулся к двери кабинета. На ето стук послышалось не громкое «войдите». Рейтер потянул скобу, дверь открылась и... радостный вопль, раздавшийся ему навстречу, пришил его к полу. От стола к Рейтеру метнулся чело век. — Ефимка! Друже! Ты ли эта?.. Был он высокий, бритоголовый, длинно рукий, в белом, ослепительной чистоты ха лате. Над левой бровью у него темнела круглая родинка с густым пушком. Рейтер всплеснул рутами и воскликнул: — Негр!.. Они восхищенно рассматривали друг друга, и прошлые годы совместной жизни ярко вставали в памяти. Урал. Большой, полуразрушенный после отлива колчаковщины город. Суровые зи мы, страдные лета. Комвуз. Торопливая, жадная учеба. Страстные споры над кни гами. В перемену —• боевые песни, от которых дрожали стены огромного здания, внезапные вылазки против казачьих банд. Опять лекции... самодеятельные вечера, не много сумбурные, но всегда полные непо средственности, задора, очаровывающие и шумные, как шум молодой весепней ли ствы.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2