Сибирские огни, 1937, № 2

гнулся, поднял с земли зашитый в кожу сапожный нож. — « В о з ь м и х о т ь э т о»... Олеся горит желанием принять не. посредственное участие в восстании ра­ бочих. Она говорит Андрию Птахе, что возьмет с Ядвигой Богдановой (Раев, ской) «сумку с бинтами и будет п о м о . г а т ь , если кого покалечат». Олеся о т к а з ы в а е т с я разбинто­ вать два пальца обваренной руки Пта­ хи, о чем последний просит, чтобы, при необходимости, он мог стрелять. Ядви­ га р а з б и н т о в ы в а е т , понимая, что это необходимо, что этим она оказыва, ет подлинную товарищескую помощь Птахе. Сигиамуйд Раевский только что вер­ нулся из сибирской ссылки и сейчас же окунулся с головой в гущу подпольной революционной работы. Однажды ночью Ядвига, жена Сигизмунда, говорит ему: «Я тебя так мало вижу... Опять, Зигмунд, все, как тогда! Нет покоя у меня на серд­ це — боюсь я за тебя! Так уж, видно мне на роду написано... Когда вернулся, счастью своему не верила. Ведь столько лет —• пойми, Зигмунд, столько лет! — одна, без тебя!.. Мне страшно подумать, Зигмунд, что вас могут отнять у меня. Я говорю — вас, потому, что мальчик стал твоей тенью»... В ответ на это Си- гизмунд говорит ей: «Я понимаю все, я тоже знаю, что такое боль. У матери это, конечно, сильнее... Но как же быть? Ведь ты была в партии, ты хорошо зна­ ешь, что если уж начался бой, то цель одна — разгромить врага, чего бы это ни стоило, — может быть самого доро­ гого». И дальше он любовно подсказы­ вает Ядвиге вернуться в партию: «Раз­ ве можно всю жизнь вместить в эту комнату? Подумай, Ядзя! Ты вернешься к нам, моя дорогая, и в этом опять най­ дешь счастье... Что бы ни случилось с нами, у тебя всегда останется цель жиз­ ни — самая прекрасная, самая благо­ родная, какую только знает человече­ ство». «Губы Ядвиги нежно дотронулись до его груди там, где стучит сердце. Охваченный большой человеческой неж­ ностью, он притянул ее к себе»... Нельзя вместить всю жизнь в комна­ ту. И даже чувство любви у людей, вставших в ряды бойцов за социализм, за коммунизм, выходит за границы ком­ наты. Оно наполняется новым содержа­ нием, включается в борьбу, и от этого становится сильнее, глубже, прекраснее. Одним из главных персонажей романа «Рожденные бурей» является молодой украинский кочегар Андрий Птаха. Он влюблен в Олесю Ковалло. История этой любви нарисована Островским с исклю­ чительной теплотой, целомудренностью, рассказана волнующим лирическим то ­ ном. В домике у водокачки, откуда только что ушли рабочие для свершения в городе революционного восстания, остаются женщины. Среди них — Олеся. Из мужчин с ни­ ми лишь Андрий Птаха и его маленький брат Василек. У А т р и я обварены ру­ ки — он только что выдержал трехчасо­ вой бой с польской жандармерией в кочегарке. «Птаха не спал. Ему жгло руки. — «Ты не спишь?» —. шопотом спросила Олеся, уловив его движение. — «Нет». — «Болят руки?» — «Что мне руки? Тут сердце покоя не дает»... — «Ты о чем это?» — Олеся слегка наклонилась к •нему. — «Я о том, что нет в жизни счастья. Только одна обида... И чорт его знает, для чего это люди живут иа свете? Где ни глянь, одна несправедли­ вость». Он раздосадован тем, что не смог принять участия в восстании, раздосадо­ ван, что до сих пор яе высказал Олесе своих чувств. Но эти чувства его «силь­ ны и они бурно прорываются. «Застиг­ нутая врасплох, встревоженная этим страстным порывом, Олеся растерялась, не зная, что делать с этим сумасшед­ шим парнем». Она оставляет Андрия одного. Андрию стало совестно за свой порыв. «А когда же ей было ска­ зать» —. думает он. —. «Может, завтра и жить не буду». Разве сегодня он не чудом ускользнул от гибели?». А через несколько минут он стоит вместе с Оле­ сей и Ядвигой у окна, настороженно молчит и, полный тревоги, ждет вместе с ними начала восстания рабочих. Николай Островский кровно заинтере­ сован в судьбе Андрия Птахи. Вся ра­ бочая большевистская кровь перелита в строки и страницы, в которых описы­ вается неравная трехчасовая борьба с польской жандармерией Андрия, запер­ шегося в заводской кочегарке. Польские жандармы убили слесаря Глушко. Слух об этом быстро разнесся среди рабочих. Он дошел до рабочих завода Баранкевича, когда заканчивала работу вторая смена. Часть пришедших на работу рабочих, узиэв об убийстве Глушко, задержалась у ворот. Птака, пораженный известием, забыл дать гу­ док. Мастер Струмил сам дал гудок, а Птахе об’явил расчет. «Андрий несколько секунд стоял не­ подвижно. Его захватила одна мысль. Он колебался, отстраняя ее. Но она уже завладела его волейг. Сердце его замер­ ло, как перед прыжком с высоты. И уже в следующее мгновение он ринулся к двери, запер ее, положил ключ в кар­ ман. Затем вернулся к котлам, схватился за кольцо и повис на нем. Рев возоб­ новился. — «Ты что, с ума сошел? Андрий!» — кинулись кочегары к Пта­ хе... Андрий отпустил кольцо. Рев мгновенно стих. Ухватив обеими руками лом, сверкая глазами, весь черный от угольной пыли, он кричал товарищам: «Выбегай через запасную!.. Я гудеть бу­ ду, чтоб народ поднять... Пущай меня одного мордуют»... Кочегары гурьбой бросились к запасному выходу. Андрий набросил железные крюки на дверь, за­ Сиб. Огни. № 2. 10.