Сибирские огни, 1937, № 2

ШОТА РУСТАВЕЛИ 141 «Тот, кто любит, кто влюбленный, дол . жен бьгть весь озаренный, Юный, быстрый, умудренный...» Такая любовь далека от 'современного Руставели мусульманского гаремного культа эротики. Не свойственна ей и бесплотная отрешенность идеальной люб­ ви западно-европейских трубадуров и менестрелей. Она — «земная», горячая, но одухотворенная и морально требова­ тельная. Руставели опережает свой век в отно­ шении к женщине. Героини его поэмы — не тепличные затворницы и не бесплот­ ные вздыхательницы. Они активны, дея­ тельны. Наравне с мужчинами они уча­ ствуют в житейских делах и даже в п о ­ литике. Женщины Руставели способны на героизм, на борьбу. Наряду с любовью, великий грузин­ ский поэт воспевает дружбу. Его герои во имя дружбы жертвуют всем — даже сердечной привязанностью к женщине. Влюбленный Автандил, исполняя обеща­ ние, данное другу, покидает свою воз­ любленную — царевеу Тинатин — и отправляется ib дальнее и опасное стран­ ствование. Ради дружбы он оставляет высокий пост военачальника Арабии. Верность, честность, искренность — качества, выше всех других превозноси­ мые поэтам. «Ложь — источник злоключенья. Бро­ сить друга? Униженье. Ближе друг в огне стремленья, чем рожденный ib братстве брат». Тот, кто храбр, честен, верен до кон­ ца, получает высшую награду — славу. Достижение такой славы — величайшее благо в жизни. Утверждая (полнокровного, разносто­ роннего, целеустремленного человека, Руставели отвергает скупость и стяжа­ тельство. Они принижают человеческое достоинство. Руставели (пишет: «Что ты спрячешь, то пропало. Что ты отдал, то твое». Руставели верит в силу судьбы, «о ему чужд пассивный фатализм. Он признает мужественным и достойным хвалы того, кто идет наперекор судьбе, противопо­ ставляя ей свободную и могучую волю человека. Вся его поэма проникнута бодрым оп­ тимизмом, жизнерадостностью. Через ты ­ сячи препятствий он ведет своих героев к победе и счастью, к торжеству любви и дружбы. Радость осуществления меч­ ты освещает заключительные главы «Ви­ тязя в тигровой шкуре», завершая «тройное, гармоническое, волнующее и мудрое произведение народного поэта. Шота Руставели высоко ценит язык своего родного народа. «...Слово Грузни могуче!..» — воскли­ цает он, обрадованный пленительной красотою родной речи. Великолепный мастер слова, он -отчет­ ливо сознает громадную мощь поэзии и, вообще, искусства. «В мире властвует напев»... — утвер­ ждает он и отмечает трудность и от­ ветственность писательского дела: «Петь напев четырехстрочно, это — мудрость. Знанье точно...» Только мудрость и точное знание род­ ного языка позволяют создавать легкие, блистательные художественные произве­ дения, быть полновластным мастером стиха. И тогда: — «Как легко бежит свободный конь породы благородной, Как мячом игрок природный .попадает метко в цель, Так поэт в поэме сложной ход напра­ вит ^бестревожный, Ткани будто невозможной четко вы­ прядет кудель». Именно так сделан «Витязь в тигровой шкуре». Поэма написана стремительным и монументальным шестнадцатисложным восточным размером «шаири», дающим возможность широко использовать звуч­ ность и музыкальность грузинского язы­ ка. Высокое мастерство Руставели тем особенно замечательно, что он никогда не жертвует смысловой значимостью строфы ради ее звучания. Между смыс­ лом слова и местом его в узорчатой тк а ­ ни стиха — у Руставели всегда видно строгое, продуманное соответствие. Руставели — великий метафорист. Ме­ тафора — его сильнейшее оружие. По­ эма Руставели цветет метафорами, как чудесный, диковинный цветник. Она почти вся соткана из метафор, то крат ­ ких, лаконичных, то развернутых в це­ лый образ, завершенный, как отдельное произведение искусства. Читать Руставели — наслаждение. Жаль только, что мы до сих пор не имеем действительно полноценного пе ­ ревода его поэмы на русский язык. Пе­ ревод К. Бальмонта (изд. «Академия», 1936 г.) излишне вычурен и не передает ритмики и инструментовки подлинника. Настоящий Руставели строже, чеканнее, сосредоточеннее, чем его интерпретация Бальмонтом. Советский читатель ждет своего, вдум ­ чивого и чуждого нарочитой манерно­ сти, переводчика великого грузинского поэта.