Сибирские огни, 1937, № 2

Старовойт мог поговорить с Князьком у •себя дома, на своей пасеке, наконец, в любом месте, где нет людей. Но он гонит и гонит коня. Присутствия Князька не за­ мечает. Он думает. Ему нужно много и крепко думать... Угрюмов!.. «Эх, не добил я тебя то­ гда!..». А теперь он может добить Отаро- войта. Уже трещит его жизнь, качается, как гиря на волоске, а над волоском зане­ сен нож. «Один я..-, один... Куда кинуться?.. Где найти силу?.. Коллективизация... На моем горбу... Не добил!.. Э-эх, дурак! А подыхал, ведь, паскуда, совсем подыхал, должен был сдохнуть... Но врут! Я еще ■■буду жить!.. Еще у меня сила... Еще неиз­ вестно — кто кого... Мужик нового не любит, бог у мужика — «мое». Уничто­ жить «мое»? Не выйдет это у вас, това­ рищ коммунист! «Мое» — это кровь му­ жика, «мое» — это его совесть. И я , и дети мои, и соседа против тебя пойдут. Тронь только по-настоящему. Не выйдет, голубок! — деньки твои я уже считаю. Я тебя добыо!..». —• Куда едем? — прервал С таровойто­ вы думы Князек. Свернули в лог. В самом густеже, в кустах остановились. Огаровойт привязал вожжи к спице колеса, из-под свдения вытащил сумку. — Садись. Выпить хочешь? — и по­ ставил бутылку водки на пенек. Из сумки достал хлеб с салом. — Пей! — предложил он Князьку. Князек, прямо из бутылки, немного вы­ пил. — Пей 'больше, все равно пропадать!.. — Не тяни душу, расскажи. — Пей, а потом почитай... — Отаро­ воГгт бросил ему тетрадку. В тетрадке были выписаны все амель- кины заметки, посланные им в газету, и подклеены уже напечатанные. На облож­ ке крупными буквами черела подпись: «Емельян Уманко». Тетрадка была исписана почти вся. В первой же заметке Князев встретил евою фамилию. Амелька писал о распределе­ нии семосуд: ...«За бутылку водки наш председатель Князек Моисей продаст и отца родного. Семссуда была распределена среди самой зажиточной части села...» Не вдумываясь в содержание, пере­ прыгивая от одаой строчки к другой, Князек схватывал только самое основное. ...«За вырубленное дерево председатель избил бедняка Корнея Сухаря, взял с не­ го штраф и, чтобы задобрить Сухаря, тут же в сельсовете этот штраф с ним про­ пил». «Пьяница, взяточник, подкулачник вре­ дит советской власти на селе, все его де­ ла подсудны... требуют немедленно снять с должности и отдать под суд наравне с кулаками». У Князька дрожали руки. Кровь силь­ ными толчками била в лицо, в глаза. Бук­ вы сливались и приплясывали. «Пропал!..». Он представил, как из района одпаж- ды явится милиция и за/берет его, Князь­ ка. «Нет, этого не может быть. Этого не должно бьггь!..». Он посмотрел на Отаровойта. Тот на­ стороженным, колким взглядом следил за ним, улыбаясь одной правой стороной ли­ ца. Щека и ус дрожали. Кяязыву стало страшно. Хриплое дыха­ ние Отаровойта раздражало. «Сволочь!.. Своим работником меня сделал... За тебя под суд иду...». Он вспоминал теперь свою работу в сельсовете как бы со стороны и ему стало жаль себя. «Не понял я политики власти... Мало­ грамотный... В уклон попал... Так и ска­ жу суду», — силился он смягчить свою вину. А возбужденный водкой мозг услужли­ во рисовал картину за картиной. ...Рядами сидят люди. Перед ними стол, покрытый красным сукном. За столом судьи. —• Подсудимый Князек! — раздается холодный оклик судьи. —- Признаете себя виновным? Князев видит, как тот, другой, Князек прикладывает руку в груди, жалко кривит рот и потерянно, испуганным голосом ле­ печет: —* Что вы, что вы, гражданин судья! Он во всем виноват, он... — и показы­ вает на сидящего рядом Отаровойта. Тот молчит и хитро, спокойно улы­ бается. — Я малограмотный, я бедняк, я быв­ ший служащий в питейном заведении... А этот... этот... враг... Он и деньги мне да­ вал... Сиб. Огни. № 2. 7.