Сибирские огни, 1937, № 1
В. ВИХЛЯНЦЕВ \jy ОБРАЗ ПУШКИНА 1 Пушкин, докрывающий стены карцера звучными строками сказочной своей поэ мы; глада на дворец Павла I, набрасыва ющий гаевные стихи о самовластительном злодее; хлесткой, кап пощечина, эпиграм мой, разящий холопа добровольного, лука вого властителя, грабителя гари звезде... Пушкин, в дни принудительного говения, наперекор псалмам и молитвам, создающий свою бессмертную «Гавриилиаду»; за ты сячи верст через головы сыщиков и жан дармов посылающий братский .привет то мящимся в иэпиаяии декабристам; допу щенный к архивным тайникам, чтоб писап, историю Суворова, и пишущий... «Историю Пугачева»... Пушкин, сияв шляпу, при ветствующий бурпые волны Черного моря на изумительном полотне Репина и Айва зовского, на картине Ге вдохновенно чита ющий стихи своему яругу Пущину, с чудесной акварели Серова устремивший куда-то в даль необыкновенно ясный, пол ный творческой мысли взор.... Стремитель ный, неукротимый, кипучий, то мятущийся н тоскующий, то солнечно-жизнерадостный, Пушкин, как живой, встает перед глаза ми, едва раскроешь томик его стихов или прозы. С детства привыкаем мы за каждой пушкинской строкой видеть кусочек его мятежной и многоцветной жизни. Да и мо жет ли быть иначе? У Пушкина так тесно, как ни у кого другого, переплелись био графия и творчество. Он имел органиче скую потребность выражать свои мысли и чувства в художественной форме п менее всего был способен приспособляться или творить из каких-либо посторонних сооб ражений. «Писать 'книги для денег, видит бог, не могу», — признавался он жене. Иркин писал потому, что не мог не аае атк . Еще товарища по лицею удивля лись его способности целиком отдаваться творческому порыву. «Не только в часы отдыха от учения в рекреационном зале, на прогулках, — рассказывает С. Коиов- окий, — но нередко в классах и даже в церкви ему приходили в голову разные по этические вымыслы и тоща лицо его то хмурилось необыкновенно, то прояснялось от улыбки, смотря по роду дум, его зани мавших. Набрасывая лее мысли свои на бумагу, он удалялся всегда в самый уеди ненный угол комнаты, от нетерпения грыз обыкновенно перо и, насупив брови, на дувши губы, с огненным взором читал про себя написанное». По словам молдаванина Бади-Тодоре, — слуги Низова, в .доме ко торого поэт жил в Кишиневе,— «но време нам Пушкин до того увлекался работой, что его никак нельзя было оторвать от нее завтракать или обедать. Когда ему меша ли, он страшно сердился, в особенности раз, когда за Пушкиным послали одного молодого парня; не успел еще тот пере ступить порог и передать поручение, как Пушквн, с криками и сжатыми кулаками набросился яа него и наверное побил оы, если бы тот своевременно не убежал... По этому, когда впоследствии кого-нибудь из прислуги посылали за Пушкиным, то они предварительно прокрадывались ® окну и высматривали, что Пушкин делает: если он работал, то никто не решался пересту пить порог». Пушкин творил в силу непреодолимой внутренней потребности. Но это не зна чит, что стихп без всяких усилий лили ь из-под его пера. Черновики Пушкина — это целыйлабиринт перечеркнутых, надпи санных и вновь перечеркнутых строк, ра зобраться в которых необычайно трудно Не так просто давалось ему творчество. Он сам признается, что ему приходилось порой «принимать чрезвычайные меры против рассеянности», — например, не одеваться до обеаа, чтоб не поддаться соблазну вый-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2