Сибирские огни, 1937, № 1
Хуже, чем было у нас на зачетах «Соснг ре» («Сосгорой» в институте прозвали од ного из профессоров). ' «Живу — лучше всех! Работы — по горло! Совхоз молодой — разводим кара кулевую овцу. Дело на-мази! В начале, сволочи, баи мешали. Пустили по кишла кам агитацию, что коммунисты всех овец и землю в совхоз заберут, а тут еще мул лы насчет Аллаха разговорчики начали и подозрительные дервиши с афганской гра ницы на базарах появились. Дело чуть до. драки не дошло. Директора все-таки под ранили. Но мы ведь тоже не лыком ши ты... Сами дехкаие1 потом ловили баев r афганских дервишей и прямиком в НКВД доставляли. А живется в общем весело! Как ты? Кончаю, оишу ночыо, в горах, на даль нем участке. Кругом шакалы воют! Луна сумасшедшая! Р. С. Поженились вы, что ли, с Же ней? Если нет — какого чорта тянете? Девушка она — что надо! Если бы у ме ня не было Марийки — завидовал бы те бе! В». — Ну, и молодец же ты, Васька! Уз наю друга! Воюй с баями, а я с кулака ми буду драться! А насчет Жени ты пра вильно написал, — добавил задумчиво Лохматый. Он повернулся и взглянул на спящую Женю. Она лежала на боку, под жав ноги. Лица ее не было видно, его закрывали пряди русых волос. Лохматый видел только округлый девичий подборо док и размякшие во сне губы. Теплая колна любви охватила его. Лохматому ста ло вдруг ясно, что в его работе и Женя, и мама, и Васька, и Яков значат больше, чем он думал. Как он станет смотреть в глаза матери, если участок разграбят ку лаки? А Жене? А Якову? А Ваське? «Уф-ф! Даже мороз по коже прошел от одной только мысли!. Конечно, мама оправ дала бы его, Женя может быть и не бро сила, но... Э, да не будет этого! Не мо жет быть!». Лохматый быстро собрал всю ночту. «Спать, спать! Завтра много рабо ты. Эх, и завернем же мы с тобой дела, Женюшка!». Перед сном Лохматый хотел поцеловать Женю, но, боясь разбудить ее, толыко осторожно коснулся губами локо на. Засыпая, он еще раз прошептал: «А тебе, мамуля, я напишу, накатаю на де сяти листах!». 1 Дехканин — крестьянин (узб.) Костер догорал. В чуме потемнело. Снег уже не залетал больше в отверстие для дыма. Внего был виден кусок светлеющего неба со степенно плывущими тучами, но казалось, что плывет чум, а тучи стоят на одном месте. Суконная стенка чума ви села свободно в промежутках между ше стами. В стаде, на нарте сидел Зах-Вась-Вань. Он думал о словах старика. «Старик, од нако, плохой человек. Почему он так ис пугался крика, а не поехал на помощь? Однако, плохой человек! Однако, он врал все! Мотор пришел, чай есть, сахар есть, хлеб есть, табак есть. Все есть! Все врал старик! У Чупрова совсем плохо жилось. Десять зим работал—десять олешков по лучил. Русские купцы тоже врали. Рус ские купцы плохие, хитрые люди. Однако, и старик плохой человек? Плохой чело век! Все Лохматому говорить надо!». Стадо просыпалось. Олени вставали и отряхивали снег. Пыжики, расставив то ченые ножки, авкая, тыкались мягкими мордочками в вымя матерей. Пурга почти стихла. Ветер изредка вяло поднимал с земли снег и рассыпал его по кочкам, не в силах завихрить его. В просветы туч проглядывало бледноголубое небо. Под яр кими лучами солнца ослепительно блестел снег. ГЛАВА VII Лохматый отдал последние распоряже ния по стаду, переговорил с Рочевым о приемке продуктов с мотора и поручил это сделать ему. Одетый в малицу, туго подпоясанный ненецким ремнем, с медной пряжкой и ножом на бронзовой цепочке, Лохматый подошел к запряженной нарте. Женя в малице и тобоках уже сидела на ней. — Сейчас поедем, Женя. Вот Якова подождем, видишь, едет из стада. Среди пестрой от снежных пятен тунд ры мелькала запряжка Якова, он ехал с дежурства. Лохматый шевельнул хореем лежащих упряжных, — они встали, потягиваясь,— и наклонился, высвобождая ноги оленей от постромок. Под’ехал Яков. Не разги баясь, все еще возясь с постромками, Лох матый окликнул его: — Еду во второе стадо, оставлю там Женю. Бабичев поедет к мотору— за про
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2