Сибирские огни, 1937, № 1

ботой. А в часы отдыха где-нибудь в лен- уголке тихо журчали струны домр и бала­ лаек, или чьи-нибудь голоса выводили знакомую песню. Волнистая линия соток уходила далеко на горизонте. Сопки издали казались по­ крытыми выцветшим бархатом. Самые дальние были нежно-синими, воздушными, прозрачными. Они были пустынны и без­ лесны. Только кое-где громоздились неве­ домо откуда взявшиеся скалы, или неожи­ данно и странно среди пустынности и без­ лесья появлялась березовая рощица, за­ терянная и словно испуганная. Там, впереди, протянулась линия гра­ ницы. И туда, к этойлинии выходил Вла­ дислав вместе с товарищами в дозоры. Владислав, как и остальные бойцы и командиры, знал, что нужно быть осто­ рожным1и зорким, что враг способен на всякие подлости. Владислав выходил в до­ зор на своем участке настороженный, весь подтянутый, готовый к любой не­ ожиданности, к любой опасности. Березовые рощицы залегали как-раз почти по линии границы. Эти рощицы могли служить хорошим прикрытием для врага.. И на других участках, знал Влади­ слав, они им не раз уже служили. Когда Владиславу пришлось выйти в ночной дозор впервые, его охватило стран­ ное чувство. Это не была рабость, это не была оторопь, а скорее что-то подобное не­ терпению: скорее бы случилось то, что должно случиться! Владиславу все каза­ лось, что именно с ним должно произой­ ти нечто необычное. И после того, как он вернулся из дозора, не перетерпев ника­ ких неожиданностей, ему стало и смеш­ но, я стыдно. Во поделившись с одним из своих то­ варищей этими настроениями, Владислав, облегченно рассмеявшись, услыхал, что и с тем это впервые было так же. — Я, — рассказывал товарищ, — все ждал, что непременно на меня должен нарваться нарушитель границы... Ни на кого больше, а только на меня! Так, по­ нимаешь, по первости, думают очень мно­ гие... Выйдут и ждут, что вот-вот поя­ вится какой-нибудь гад оттуда... Владислав быстро привык ж ночным де­ журствам. Он привык медленно прохажи­ ваться по своему участку и чутко при­ слушиваться к ночным звукам. Ночь кругом была наполнена шорохами я неуловимым звучанием. Откуда-то на­ мывали тонкие писки и посвистывание. Что-то слабо упало. Издалека проносился звук, похожий на стон или на детский плач. Норою внезапно наступала полная и глубокая тишина, и тишина эта была тре­ вожнее и непонятнее, чем все предшест­ вовавшие звуки. Владислав вслушивался во вое, чем бы­ ла наполнена ночь, и крепче сжимал вин­ товку. Иногда память приносила ему отрывки прошлого. Вот такая же ночь, наполнен­ ная неуловимым рокотанием и шумом. И он, притаившись где-нибудь в полуразру­ шенном доме или в заброшенном киоске, прислушивается к сонному городу, обсту­ пившему его со всех сторон и предостере­ гающему его. От этих воспоминаний Вла­ диславу становилось тоскливо и больно. Он стряхивал их с себя и старался слу­ шать и ощущать действительность. И ког­ да снова ощущал он себя на посту, в до­ зоре, окруженным тревожной ночью, ког­ да возвращался ж сознанию, что он охра­ няет границы государства, что ему вручи­ ли почетную и ответственную обязанность и что от прошлого ничего не осталось,— в его груди разливалось горячее чувство гордости и благодарности... Суровые боевые будни не томили и не были тягостны. Порою Владислав писал письма товарищам, оставшимся на учебе и на производстве. Он описывал им суро­ вую, но необычную красоту окружающей его природы. Рассказывал о новых своих товарищах, о выездах на охоту, о разных мелочах своей новой жизни. Порою он получал ответ. Товарищи, в свою очередь, писали ему о том, что случилось в его отсутствии, о работе, о рзавлечениях. О девушках. \ В жизни Владислава еще не было де­ вушки. Еще не было любви. Там, в тех прошлых скитаниях, он знал девчонок та­ ких же, как и он, грязных и заброшен­ ных, так же, как и он, сквернословивших и пивших иногда водку. Там он слишком рано познал то, что познается значитель­ но позже и что не дало ему никакой ра­ дости. О девушке тайно и так-то опасливо меч­ тал теперь Владислав. Вот о такой, ка­ кие встретились ему в последние три-че- тыре года его жизни. О светлой, веселой, о хорошем товарище, ие помышляющей о «глупостях», не позволяющей вольностей и грубых шуток. О такой, какие встреча­