Сибирские огни, 1937, № 1

/ ** * Пушкин! Он слышит орла полоненного клекот. Скованных крыльев безвольный и немощный взмах. Пушкин очнулся. Заря окровавила стекла. Друзья приходили. Жена у постели. В слезах. Может быть Пушкин Теперь лишь увидел впервые: Затеплились, изменой не грозя, Глаза ее, русалочьи, большие, Прекрасные и лживые глаза. Снова он бредит... Тяжко дыханье теснится. Пришел Командор... — О , каменный призрак, уйди! Он ближе подходит и каменной черствой десницей Касается трепетной, жаром об ’ятой груди. Близится к -сердцу теснее свинцовая стужа... Зачем1же от окон Народ оттесняет жандарм?! Страшен каменный гость. Он с лицом Николая! И туже Нажимает на горло костлявою лапой Анчар. И поэт умирал, сознавая, что продан и предан. Он теперь до конца Эту страшную тайну постиг. И сквозь сжатые зубы, Сквозь немощь бессвязного бреда, Дом на Мойке потряс Леденящий сознание крик. Это было больнее, Чем рана его огневая, Это смерти -страшнее (Встречал он без дрожи ее). В белых, тонких, холеных И цепких руках Николая Он увидел живое, Горячее сердце свое. * * * Непогожая ночь... Гроб в санях, чуть прикрытый рогожей. Кони в мыле летят Сквозь метель разоренных снегов. Мчится следом за ним, Путь последний поэта тревожа, Белых бесов толпа, Х охоч а и плюя на него...