Сибирские огни, 1937, № 1

И вот ударили в паркет Блестящие кавалергарды, И пунша голубой отсвет Смешал игру и спутал карты. Н о Пушкина не занимала Напыщенная пышность бала... И жгучий гнев поэта жжет От мельком слышанного слова: — Карета Пушкина! — Какого? — А... стихотворца, подождет Там, у под’езда... И теперь Он в зеркале увидел дверь Открытую... Его врагов Смешным рассказом забавляя, Два пальца в виде двух рогов Там кто-то показал... Вскипая, Он задрожал. И в щеки кровь Ударила... Он обернулся. Н о холодна, как зеркала, Толпа шуршала и текла... — Нет, видно, нервы. Обманулся. Как стал я мнителен! Была Илра граненого стекла. Н о нет покоя... Со словами: — Вот новый Пушкин перед вами, Забудем все, что было встарь! — Его к вельможам вывел царь С улыбкой холоднее льдины. — И Пушкин, взглядом встретясь с ним, Услышал .страшное: — Отныне Я буду цензором твоим! Писать историю Петра? Писать о том, как «...из шатра, Толпой любимцев окруженный, Выходит Петр. Его глаза...»? Писать, когда с тобою рядом Вот этот зверь с колючим взглядом? Нет! Лучше волжская гроза И Пугачевым гнев взметенный! Нет! Дружбе царской он не верил, И с ним Петра не ставил в ряд. Он знал, — как Моцарту Сальери Царь в «чашу дружбы» сыплет яд. И страшен призрак монумента... Холодный вспенивши оскал, Конь дрогнул. Дрогнул Всадник Медный И с тяжким звоном поскакал На Пушкина. Теснит. И вот...

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2